стену. Она помнила, как ее провели в какой-то коридор, похожий на пластиковую трубу, а затем в комнату, освещенную так ярко, что на ослепительно белые кафельные стены было больно смотреть. В комнате ее ожидали две женщины, одетые в ОЗК. Одна из них сделала ей укол, а вторая сообщила, что ей придется пройти через повторный, еще более тщательный, процесс дегазации. Успокоительное должно было помочь ей расслабиться и перенести боль. Они сняли с нее одежду и привязали к холодной каталке. Последнее, что осталось в памяти Дарби, — это гул неоновых ламп под потолком. Лампы сливались в одно целое, становились ярче и ярче. Все, что произошло вслед за этим, было стерто.
Когда она пришла в себя, то увидела, что находится в больничной палате, где кроме нее никого не было. Первым, на что она обратила внимание, была ее кожа. Ее стерли до крови, и от нее, как и от волос, омерзительно несло каким-то дезинфектантом вроде тех, какие используют в похоронных бюро. Мерзкие запахи, применяемые к мертвых людям.
Она была жива и умирать не собиралась. Тем не менее ее продолжали держать взаперти в этом изоляторе, как будто сошедшем с экрана научно-фантастического фильма: мягкие голубые стены, пол и потолок; умывальник, унитаз и душевая кабина из нержавеющей стали. Все, что покидало ее палату, будь то одежда, журналы, остатки еды или одноразовые тарелки, стаканчики и вилки, заворачивалось в пластик и упаковывалось в ярко-красные пакеты биозащиты.
Головокружение прошло. Во всяком случае, почти. Дарби соскользнула с постели на мягкий пол и босиком зашлепала по палате под уже знакомый гул видеокамер, поворачивающихся вслед за ней и отслеживающих каждое ее движение. Они следили за ней даже ночью, когда она вставала в туалет.
Она подошла к панели на стене и сняла телефонную трубку.
— Слушаю вас, мисс МакКормик, — произнес незнакомый мужской голос.
— Который час?
— Почти полдень. Вы проголодались? Я могу принести вам…
— Я хочу поговорить с главным сержантом Гликом.
— Сожалею, но в данный момент это невозможно.
— Мне сказали, что он сегодня вернется.
— Он действительно вернулся. Рано утром. Он заходил к вам, но вы спали.
— Почему он меня не разбудил?
— Врачи не разрешили.
— Я хочу с ним поговорить. Сейчас.
— Главный сержант Глик занят…
— …делом, которое требует неопределенно долгого отсутствия на рабочем месте, — закончила за него Дарби. Эту фразу она слышала так часто, что выучила ее наизусть. — У него есть сотовый телефон?
— Я… Ну да, полагаю, что есть.
— Я хочу, чтобы вы меня с ним соединили.
— Я не могу перевести ваш звонок на его телефон. У нас нет такой технической возможности.
— Тогда принесите мне телефон.
— В нашем здании сотовая связь не работает.
— Тогда принесите мне стационарный телефон.
— Боюсь, что в вашей комнате нет соответствующего оборудования. Аппарат, которым вы пользуетесь в настоящее время, напрямую подсоединен к панели службы безопасности.
— Хорошо. Пусть кто-нибудь отведет меня к телефону.
— Мне очень жаль, но я не могу этого позволить, пока мы не убедимся, что вы не инфицированы.
Дарби ощутила, как у нее в голове словно что-то вспыхнуло. Как раз в том месте, где ее позвоночник соединялся с мозгом. Она стиснула трубку, испытывая страстное желание раздавить ее.
— Я не инфицирована, и вам это известно не хуже, чем мне.
— Мисс МакКормик, эти тесты делаются очень долго. Мы до сих пор не знаем, воздействию какого вещества вы подверглись. Пока мы этого не поймем, следует наблюдать…
— Кто ваш непосредственный начальник?
— Непосредственный начальник? Я не понимаю, какая…
— Этой конторой заведует армия, верно?
Молчание.
— Я хочу поговорить с кем-то, кто располагает полномочиями, — продолжала Дарби. — И немедленно.
— Я передам вашу просьбу кому следует, но вам, наверное, известно, что нам запрещено обсуждать происшествие в Нью-Гемпшире. Возможно, вам следует обратиться с этими вопросами к людям из ФБР. Я могу их сюда пригласить.
Дарби уже общалась с двумя агентами, двумя ирландцами, Конноли и Келли, присланными сюда из бостонского офиса. Они стояли в комнате, облицованной белой плиткой, отделенные от Дарби плексигласовым барьером, и записывали ее рассказ, время от времени задавая уточняющие вопросы. Таким образом, все общение происходило через переговорное устройство. Они заявили, что им ничего не известно о расследовании происшествия в Гранитном штате[1] к северу от Бостона, и пообещали прислать кого-то, кто сможет ответить на ее вопросы.
С тех пор прошло четыре дня. А может, и пять. Дарби было очень трудно следить за временем.
Она переложила трубку к другому уху.
— Как вас зовут? — спросила она.
— Говард.
— А ты что здесь делаешь, Говард?
— Я? — усмехнулся ее собеседник. — Я всего лишь скромный лаборант.
— Хорошо, Говард. Я хочу, чтобы ты передал своему начальству вот что. У следующего, кто войдет в мою палату, должен быть файл с результатами всех моих анализов крови. Упомянутое лицо должно вручить мне этот файл, а потом ответить на мои вопросы. На все вопросы, включая те, которые будут касаться происходящего в Нью-Гемпшире. Если это требование не будет выполнено, я не только не позволю взять у себя ни капли крови, но еще и заставлю этого человека выползти отсюда на четвереньках. Ты меня понял?
— Я понимаю ваше волнение, честное слово, понимаю, но вам необходимо…
— Мы и в самом деле поняли друг друга, Говард?
— Я передам ваше сообщение. Так как насчет ланча? Как вы смотрите…
Дарби повесила трубку и, вернувшись к кровати, снова улеглась, спрашивая себя, сколько еще пройдет времени, прежде чем кто-то согласится с ней поговорить.
«А что, если они не смогут или не захотят отвечать на твои вопросы? Что ты тогда будешь делать?»
Тогда ей придется выполнить свое обещание.
Ее мысли вернулись к человеку, которого она приковала к дереву, к этому существу с молочно-белой кожей без зубов и языка. Он никак не мог освободиться самостоятельно. Кто-то должен был его освободить. Либо кто-то из его находившихся поблизости и следивших за ними приятелей, либо один из команды биозащиты. Быть может, даже сам Глик.
И что это за черный прибор был вшит ему в спину? Что же это за штуковина? Сигнализатор местонахождения?
Не находя ответов на свои вопросы, Дарби постепенно теряла самообладание.
У нее перед глазами стоял человек, утверждавший, что он и есть пропавший Чарли Риццо. Она видела его маску из высохшей человеческой кожи с отверстиями для глаз и рта, швы, которыми эта маска была пришита к изуродованной шрамами, но здоровой коже, принадлежащей не человеку, заявившему, что его зовут Чарли Риццо, а самому Чарли Риццо, мальчику, родившемуся без обоих сосков и исчезнувшему много лет назад. И вот теперь, совершенно неожиданно и необъяснимо, этот мальчик появляется в доме своих родителей и берет всю семью в заложники.
Разумеется, у всех этих событий имеется объяснение.
