– Кубок «Америки»?.. Тот самый?..
– Тот самый, – подтвердил я.
– Черт возьми!
Его удивление было велико и неприкрыто. Почти на грани притворства.
Мы были только рады обществу новых людей. Что говорить, «Папенькины мальчики» и «Маменькины сынки» успели поднадоесть друг другу. Тяжелый труд на море и нескончаемые тренировки на берегу были непростым испытанием для души и тела. И на долю деликатной американской четы выпала роль умеряющего напряжение буфера.
Однако Билл явно не разделял моей симпатии к Артуру и Сэлли Стефенс.
– Хотел бы я знать, Морган, зачем, собственно, мистер и миссис Стефенс находятся здесь… – задумчиво произнес он однажды.
– Что ты подразумеваешь?
– Очень уж много вопросов задают. И слишком щедры на выпивку.
Но ведь все пожилые люди любят задавать вопросы? И кто из нас откажется пропустить стаканчик?
В конце июня нам стало не до даровой выпивки. Билл, Мона Лиза, Георг и я устроили совещание в узком кругу. Предстояло разработать конструкцию палубы яхты-претендента. Мы посчитали, что достаточно хорошо изучили «Конни», чтобы сделать конечные выводы на основе полученного опыта.
Пять вечеров и ночей шло тщательное обсуждение всех деталей. Ведущая роль в этой дискуссии принадлежала не Биллу, а Моне Лизе. Его записи и слова весили больше. Я восхищался способностью Билла в конкретной ситуации подчиниться чужому авторитету. Это лишний раз доказывало его величие.
В итоге мы постановили, что палуба претендента в основном должна быть такой же, как палуба «Конни». Однако с некоторыми важными поправками.
– И такие же поправки надо зимой внести в конструкцию «Конни», – заметил Мона Лиза.
Мы согласно кивнули. Лучше всего, если «механический заяц» во всем будет подобен претенденту. Тогда мы получим достойного соперника.
– На здешней верфи можно это сделать? – спросил я.
– Вряд ли, – сказал Билл. – Придется просить дядюшку Яльмара.
На том и порешили. Перед зимним перерывом отбуксируем «Конни» в Гётеборг, где судостроитель Яльмар Юханссон займется модернизацией. Старая благородная леди станет еще благороднее.
После наших ночных дискуссий возобновилась обычная работа. Тренировки и пошив парусов.
Вечер шестого июля, двадцать минут восьмого. Я сидел в одиночестве за столиком под навесом перед кондитерской Берга, наслаждаясь чашкой кофе и свежим пирожным. Отдохну немного, а затем – к чертежной доске в парусной мастерской. Солнце стояло еще высоко над горизонтом, даруя тепло отдыхающим.
В гавани, в каких-нибудь десятках метров от моего столика лениво скользили по волнам яхты всевозможных типов и размеров. В мире найдется немного таких кафе.
– Вот вы где, господин Линдберг… Разрешите?
Я поднял сердитый взгляд. На этот раз Учтивый господин явился без зонта. Но всё с тем же портфелем под мышкой.
– Как будто я могу запретить… К тому же за вами чашка кофе с прошлого раза.
– У вас хорошая память, господин Линдберг. – Он приветливо улыбнулся.
– Я не забыл и того, что случилось потом.
– Случилось потом? Не понял.
Я не стал объяснять. Не хочет признавать своих друзей-приятелей – не надо. Не дожидаясь моего согласия, он опустился на стул напротив меня. Блаженно вздыхая, поставил портфель на пол.
– Чудесный вечер… – произнес он.
– Только что было еще чудеснее, – заметил я. – Что вам от меня надо? Вроде бы всё уже испробовали. Побои и суд. Что на очереди?
– Кофе, пожалуйста, – невозмутимо обратился он к подошедшей официантке. – Пирожные хорошие, господин Линдберг?
– Очень…
– И одно пирожное, – дополнил он заказ. Официантка сделала реверанс и удалилась.
– Что вам надо от меня на этот раз? – повторил я свой вопрос.
– Ничего дурного. Я всегда желаю господину Линд-бергу всяческих благ… Особенно на этот раз. – Наклонясь над портфелем, он открыл его, порылся в бумагах и вытащил столь хорошо знакомые мне счета. – Вы не очень разумно вели себя, господин Линдберг, совсем неразумно. Но мы не злопамятны. Мы решили простить вас.
Я молча ждал.
– Мы избрали другой способ решения проблемы… – Он посмотрел на меня с улыбкой. – Вы еще расплатитесь, господин Линдберг… Рано или поздно.
