— Что с вами? — спросил Джон.
— Просто знобит.
СИНКЛЕР
Отвергаете ли вы дьявола? — Да.
— И все его деяния? — Да.
Священник закончил службу, окунул пальцы в купель и оросил голову младенца.
— Крещу тебя во имя Отца…
Капли упали на кожу спящей малышки, она проснулась и заплакала.
— И Сына… Плач стал громче.
— И Святого Духа.
Мать смотрела на младенца, ее глаза наполнились слезами.
Чарлз Синклер стоял рядом, наблюдая за крещением своей единственной внучки. Жена крепко держала его за руку.
Высокий и худощавый, немного за пятьдесят, Синклер был одет в сшитый на заказ двубортный костюм. Широкие брови и густые черные волосы, тронутые сединой, смягчали резкие черты лица. Кожа была оливкового цве-Та- в темных глазах светился ум, который, казалось, неутомимо работал.
Светлился сквозь витражи знаменитого собора Святого Людовика во Французском квартале. Под сводами церкви раздавался плач внучки Синклера.
Когда священник продолжил, Синклер отвлекся, скользнул взглядом по великолепным фрескам на сводах потолка. Пора бы уже получить какие-то известия, подумал он, беспокойно нахмурившись. Жена подтолкнула его локтем, возвращая к действительности.
Перед ним стоял священник.
— Поздравляю, доктор Синклер. Для нас большая честь ввести вашу внучку в Царство Божие.
— Спасибо, святой отец. — Синклер полез в карман пиджака и достал конверт с чеком. Потом обнял дочь и пожал руку зятю. Когда остальные стали позировать для фотографа, Синклер оглянулся и увидел своего помощника, Бена Гирхарта, который проскользнул внутрь и ждал в тени около входа.
— Я сейчас вернусь. — сказал Синклер жене. Вместе с Гирхартом он вышел из собора и перешел через дорогу, к площади Джексона. Они остановились у подножия статуи «Старого Гикори»[6].
— Какие новости? — спросил Синклер.
— Я не смог связаться с Ахмедом и послал человека выяснить, что там творится. Сегодня утром мне подтвердили, что и Ахмед, и Арчер мертвы. Все чисто.
Кожа Гирхарта была намного светлее, чем у Синклера. Щеки его пылали от холодного сухого ветра, продувающего площадь, голубые глаза слезились. Разговаривая, он тер нос платком.
— Сначала я думал, что связь пропала из-за военных действий, а потом заподозрил неладное, — произнес Гирхарт. — Я несколько раз пробовал связаться с ним, но безуспешно.
Он поднял голову, заглядывая в лицо высокого собеседника. Синклер запустил руку в волосы.
— Как они умерли?
— Ахмеда застрелили из его собственного оружия.
— А Арчер?
— Обнаружили следы борьбы, но он, похоже, умер своей смертью. Судя по всему, он дрался с Ахмедом, пристрелил его и рухнул, не выдержав напряжения.
— А артефакт? — лицо Синклера окаменело. Гирхарт шмыгнул носом и покачал головой.
— Раз вы молчите, надо полагать, мы не знаем, где сейчас шкатулка, а тем более — что внутри, — произнес Синклер. Сделал несколько шагов, сунул руки в карманы и снова повернулся к помощнику. — Так где она?
Голос у него был низкий, говорил он сдержанно и серьезно.
— Мой человек считает, что там был кто-то еще. Возле тел обнаружилась видеокассета. На ней сюжеты, снятые корреспондентом CNN. Девушкой по имени Коттен Стоун.
Чарлз Синклер смотрел, как его семейство проходит в тяжелые деревянные двери собора. Жена помахала ему рукой.
— Эта Стоун все еще в Ираке?
— Мы проследили за ней до Нью-Йорка.
— Она может все испортить.
— Я понимаю. Но в новостях ничего не появлялось. Вряд ли она знает, что это.
— Если это вообще у нее. — Синклер посмотрел на статую седьмого президента.
— У меня сейчас человек в Нью-Йорке, — сказал Гирхарт.
Шагнув вперед, Синклер подался ближе к помощнику:
— Больше никаких ошибок, друг мой.
Он нагнул голову, защищаясь от ветра, и пошел назад к церкви.
— Что случилось, Чарлз? — спросила жена, когда Синклер вернулся.
Он легко чмокнул ее в щеку:
— Ты езжай с детьми в «Бруссар». Я скоро.
— Плохие новости?
— Тебе не о чем беспокоиться.
Синклер помахал семейству, которое усаживалось в первый из двух лимузинов. Потом вернулся в собор. В воздухе стоял тяжелый запах свечей, их дым курился в столбах света из окон.
Старик ждал внутри. Синклер прошел между рядами скамеек и сел рядом.
— Как ваша внучка?
— Ей не понравилась холодная вода, — ответил Синклер.
— Понимаю. — Старик с волосами цвета пепла смотрел не на Синклера, а на алтарь. — Как оно идет? — почти прошептал он.
— Возникла небольшая заминка, но Гирхарт все уладит.
Старик взглянул на Синклера.
— Мне стоит беспокоиться?
— Нет. Вовсе нет.
— Рассказывайте. У нас не должно быть секретов, даже в мелочах.
Старик ждал. Церковь погрузилась в тишину.
Наконец Синклер заговорил.
— Журналистка… она могла что-то увидеть в гробнице. Я уже сказал, Гирхарт этим занимается.
— Вы знаете, кто она? — спросил пожилой собеседник.
— Ее зовут Коттен Стоун. Старик выпрямился:
— Стоун, — повторил он, потом медленно кивнул, словно что-то понял. — А знаете, Чарлз, вероятно, пора вам слегка помочь. — Он повернулся к Синклеру. — У меня есть давний приятель, который может посодействовать.
Синклер сдержал вздох.
— Все будет сделано, как вы просили. Не надо никого больше впутывать.
Старик похлопал Синклера по колену:
— Просто чтобы подстраховаться. В конце концов, кто знает… — Он снова уставился на алтарь и замолчал, словно давая понять, что разговор окончен.
Синклер встал и вышел в проход. Он по привычке преклонил колена и перекрестился, затем направился к выходу. Распахнув дверь, обернулся и посмотрел на распятие над мраморным алтарем. Солнечная мозаика придавала распятию почти неземной вид. Он отчетливо видел, как Иисус склоняет голову набок — усталый, измученный, в криво сидящем терновом венце.
В дверь ворвался холодный ветер, принес с собой листву, и Синклер, плотнее закутавшись в пальто,
