вспомнила, что когда-то они вместе учились, но никак не могла вспомнить где. И только когда парень, решительно взяв ее под руку, потащил куда-то за собой, в голове ее всплыло имя – Алеша Тихонов, единственный парень в их девчачьей группе, невесть каким ветром занесенный на филфак. Вечно он хватал кого-нибудь из девчонок под руку и, начиная что-то бешено втолковывать, утаскивал в курилку, чтобы поспорить от души. Девчонки над ним подшучивали, но беззлобно, а преподаватели иронизировали по поводу неуемного темперамента студента.

Все это она вспомнила, пока парень открывал дверь машины и усаживал ее внутрь. Отъехав от кладбища на приличное расстояние, он обернулся и сказал:

– Так, Ирина, я тебя сейчас отвезу к себе, и ты мне все расскажешь. Где твои родители?

– На кладбище, – честно ответила Ира.

– Что – оба?! – ахнул Алеша.

– Да. И бабушка с дедушкой, – добавила она, потому что они лежали вчетвером, и не сказать об этом было бы нечестно.

Он замолчал. Ирина отвернулась и стала смотреть в окно. Машина тронулась с места, и через десять минут они заходили в подъезд многоэтажки. Пока поднимались на лифте, Ира с интересом рассматривала кнопки и пыталась составить из них дату смерти родителей. Ничего не получалось. Зато номер квартиры Алексея совпал с бабушкиным днем рождения, и это ее обрадовало.

Зайдя в прихожую, Ирина сделала два шага по коридору, недоумевая, зачем ее сюда привезли, и тут увидела идущую ей навстречу пожилую женщину в черном платке. Лицо женщины показалось Ирине смутно знакомым, и она вежливо поздоровалась.

– Ира, – окликнули сзади.

Она обернулась и поглядела на Алешу, который уже разулся и смотрел на нее тем же странным взглядом, что и в машине.

– Ира, это зеркало, – тихо сказал он.

Не сразу поняв, что он имеет в виду, Ирина сделала шаг навстречу пожилой женщине в черном платке и с удивлением провела пальцем по стеклянной поверхности. Отражение… Всего-навсего ее отражение. Вот эта незнакомая женщина – она сама, Ирочка Шемякина, хорошая домашняя девочка, немного скучная, но очень правильная, у которой все будет хорошо в жизни, потому что ее так любят бабушка, и дедушка, и мама, и папа. Которой в сентябре исполнилось двадцать лет, а она про это совсем забыла.

– Алеша, как же так? – непонимающе прошептала Ирина, вскидывая на него глаза. – Алеша, что же получается… Это – я? А мама с папой… они же умерли, Лешенька… Они же все у меня умерли…

Она упала на колени перед зеркалом и в первый раз с того момента, как услышала о гибели своих родных, разрыдалась. Ее колотило от слез, руки тряслись, но она ничего не чувствовала, кроме невыносимого облегчения, и не слышала собственных диких, разрывающих тело рыданий за ласковым голосом, шепчущим у нее над ухом:

– Бедная моя Иринка… Бедная. Ну поплачь, поплачь… Все прошло. Все прошло».

Глава 7

Некоторое время Даша сидела, глядя на исписанный листок в своей руке, потом еще раз перечитала историю. Какая-то догадка мелькнула у нее в голове и уже почти сложилась в слова, но тут громко, назойливо зазвонил телефон. Чертыхнувшись, Даша бросилась искать трубку, которая долго не находилась, но в конце концов обнаружилась в Олесиной комнате.

– Алло, – запыхавшись, выдохнула Даша, совершенно уверенная в том, что звонит Максим.

– Дарья Андреевна? – раздался в трубке уверенный мужской голос, показавшийся Даше знакомым.

– Да, я слушаю.

– Это Глеб Боровицкий. Дарья Андреевна, я хотел бы поговорить с вами. Сегодня в два часа вас устроит?

В первые секунды Даша слегка оторопела, но тут же собралась.

– Я не совсем уверена, что меня вообще устроит встречаться с вами, – медленно произнесла она и почувствовала, что человека на том конце провода ее слова удивили. «Потрясающая самоуверенность! – мелькнуло у нее в голове. – Ведь он даже не сомневался в моем ответе. Интересно, это воспитание Боровицкого или его дети сами по себе получились такие… убежденные в собственной правоте?»

– Дарья Андреевна, я все-таки убедительно прошу вас выбрать время для встречи. – Подумав, Глеб Боровицкий заговорил немного другим тоном: – В моих и в ваших интересах.

«Ну что ж, – подумала Даша, – уже имеется прогресс – он не ставит меня перед фактом, не заявляет, что чего-то хочет, а просит». Но вслух ответила иначе:

– Где вы хотели бы встретиться?

– В «Игуане». Бар находится на…

– Спасибо, я знаю, где находится «Игуана», – перебила его Даша. – Извините, но меня это место не устраивает.

– Почему? – удивился младший Боровицкий.

– Потому что это бар, ориентированный на гомосексуалистов, – объяснила Даша, стараясь удержать смешок. – Я против лиц с нетрадиционной ориентацией ничего не имею, но проводить встречи предпочитаю в более… э-э… традиционных местах. Хотя, если вы настаиваете…

– Нет-нет, не настаиваю, – заторопился Глеб Боровицкий.

– Тогда моя очередь предлагать, – сказала Даша. – «Мой Париж» вас устроит?

– Хорошо, – огласился Боровицкий. – В два часа.

И повесил трубку, не прощаясь.

Спустя три часа Даша вышла из маленького уютного кафе с таким выражением лица, что проходившая мимо женщина средних лет удивленно обернулась ей вслед. Глеб Боровицкий не любил тратить лишних слов и поэтому сразу предложил ей: треть стоимости квартиры наличными – и она передает ему с братом все права на недвижимость, как и собиралась вначале.

– В противном случае, – объяснял он, методично перемешивая в тарелке салат из чего-то проросшего, напоминавшего Даше замоченных в сметане гусениц, – вас ожидает длительный судебный процесс, и вовсе не обязательно, что он закончится в вашу пользу. Подумайте. Мы вас не торопим. И, пожалуйста, учтите еще одну вещь…

Вот из-за той самой «одной вещи» у Даши и появилось выражение лица, которое встречная женщина определила как ушибленное. По словам Глеба Боровицкого, получалось, что Петр Васильевич ее самым беззастенчивым образом использовал.

– Поймите, Дарья Андреевна, – спокойно объяснял Глеб, – мой отец никогда и ничего не делал просто так. Никогда, понимаете? Если он общался с человеком, значит, был уверен, что знакомство с ним ему когда-нибудь понадобится. Если совершал добрый и вроде бы бескорыстный поступок – значит, в будущем он приносил отцу неплохую выгоду. Наш с Олегом отец был далеко не бездарным человеком, – тут Глеб невесело усмехнулся, – но основной его талант лежал вовсе не в профессиональной сфере. У папы, знаете ли, было потрясающее чутье на людей и на их поступки, если можно так выразиться. Отец вообще был прекрасным психологом. Ему нужно было посвятить себя именно этому роду деятельности, и тогда…

– Зачем вы мне рассказываете такие подробности? – резко спросила Даша.

– Чтобы вы понимали подоплеку поступков уважаемого вами Петра Васильевича, – не задумываясь, ответил Глеб. – С определенного возраста мы с братом перестали так легко поддаваться воздействию отца и разыгрывать роль марионеток в его любительских пьесах. А он всячески старался… не то чтобы нам отомстить, но поставить нас на место, показать – где он и где мы. Чтобы разыграть козырь с квартирой, в которой мы с братом действительно нуждаемся, ему нужен был кто-то вроде вас. Разыграть, так сказать, напоследок комедию в лицах.

– Не получается у вас, Глеб Петрович, – с искренним сочувствием сказала Даша. – Словечко «напоследок» портит всю картину. Ведь Петр Васильевич, когда встретился со мной, не мог знать, что его убьют через два месяца, правда? А значит, все ваши построения остаются только вашими построениями, и не более.

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату