него открытый перелом левой ключицы.
— Открытый?
— Сломанная кость торчит наружу. При таких переломах есть вероятность заражения, ведь кость не защищена мягкими тканями или кожей. Нам пришлось сделать операцию, чтобы продезинфицировать поврежденное место и зафиксировать кость. Если там есть инфекция, это влечет за собой целый букет, и кость срастается намного хуже.
— Но с ним все будет хорошо? — спросила Коттен.
— Он пролежит у нас несколько дней, чтобы мы могли следить за его состоянием. Поставим ему капельницу, чтобы избежать обезвоживания, и начнем вводить большие дозы антибиотиков. Чувствовать он себя будет неважно, но починим мы его как следует. Если потребуется, назначу болеутоляющее. Еще у него сломано несколько ребер, есть и другие небольшие травмы.
— Спасибо вам.
— Я зайду к нему попозже. Надеюсь, это происшествие не погубило вам отпуск.
Коттен не знала, что ответить.
— На самом деле это была деловая поездка. — А что еще тут придумать? — Когда я смогу его увидеть?
— Сейчас он приходит в себя. Думаю, примерно через час он уже будет в своей палате.
— Спасибо вам огромное.
Когда врач ушел, Коттен повернулась к женщине, сыну которой делали операцию.
— Я надеюсь, что вы тоже получите хорошие известия. Я не сомневаюсь в этом.
Коттен вышла из комнаты и направилась на парковку, где сигнал сотовой связи был сильнее. Открыв мобильник, нашла в списке контактов номер Теда Кассельмана и нажала кнопку вызова.
Два Лондона
Небо — это единство с Богом.
На город опускались сумерки. Коттен, приложив к уху телефон, слушала гудки. Было зябко, и она повернулась спиной к ветру. Может, Тед обедает, подумала она, глядя на часы и пытаясь вспомнить разницу во времени.
Она ждала, что сейчас сработает автоответчик, но тут ответил незнакомый голос.
— Кабинет Теда Кассельмана.
— Здравствуйте. Я Коттен Стоун. Тед у себя?
— Ой, здравствуйте, мисс Стоун. Нет… в общем… его нет. — Молодой женский голос задрожал.
— С кем я разговариваю?
— Я помощница мистера Кассельмана. Мистер Кассельман… ох… извините меня, пожалуйста. Это было так ужасно!
— Что случилось? — спросила Коттен, чувствуя, как ее накрывает волна страха. — У вас что-то случилось?
— Да, — сказала девушка, и ее голос сорвался.
Коттен не могла выдохнуть.
— Сегодня утром произошло самоубийство. Прямо здесь, в Си-эн-эн. Мы все просто в шоке.
Коттен развернулась, холодный ветер хлестнул по щекам и ударил в глаза.
— Тед? — спросила она тихо.
— Нет-нет, с мистером Кассельманом все в порядке. Он сейчас в коридоре, разговаривает с полицейскими. Я знаю, что он хотел связаться с ва… ой, подождите, вот он уже идет.
Коттен перевела дыхание. Когда она решила, что Теда нет в живых, горло стянула невидимая удавка.
— Коттен, я пытался до тебя дозвониться, — произнес Тед.
— Извини, что я тогда так резко отключилась. Джона сбила машина как раз в тот момент, когда я с тобой разговаривала. Его сильно помяло, но он поправится. Но я знаю, что это было не случайное столкновение. Его пытались убить. Как Торнтона. Как Уайетта. Они хотят добраться до меня.
— От всей души сочувствую, Коттен. Могу я что-нибудь сделать для тебя или для Джона? У меня ощущение, что все вокруг летит вверх тормашками.
— Твоя помощница сказала, что у вас произошло самоубийство. Что случилось?
— Молодой техник застрелился в уборной.
— Ты прав, мир летит вверх тормашками, — сказала Коттен. — Плохих новостей и так предостаточно, но все-таки: что ты собирался рассказать мне, когда звонил?
— Сейчас, после всего, это уже мелочи, — вздохнул Тед. — Темпест Стар опубликовала твои фотографии на первой полосе «Национального курьера». Там вы с Джоном обнимаетесь в аэропорту. Впрочем, дело не в фотографиях, а в подписях. Там есть и вторая — ты сидишь на обочине и плачешь, а Джон тебя утешает. Она пытается представить дело так, будто у вас с ним интрижка.
Коттен покачала головой.
— Потрясающе. Я думаю, что они и ее прибрали к рукам. Испробовали все возможные способы, Тед. Запугать меня, сделать так, чтобы меня грызла совесть, причинить боль, оклеветать. Да ты сам все знаешь. Испробовали все подходы.
— Коттен, я должен кое-что рассказать, но сначала хочу задать один вопрос. Ты согласна с тем, что говорят обо всех этих самоубийствах? Это действительно одержимость, как говорит Ватикан?
Коттен приложила трубку к другому уху и, наклонив голову, двинулась вперед.
— Одержимость, бесы — я не знаю. Но одно я знаю точно: они стараются посеять вокруг панику и заполучить как можно больше душ. Вот в этом я уверена. Я…
— Коттен, сегодня, после того как обнаружили тело этого парня, со мной произошло что-то очень странное. Ко мне в мысли будто бы кто-то залез. Но не так, как у шизофреников, у которых в голове звучат голоса и говорят, что делать. Это были мои мысли. Трудно объяснить. В общем, я дошел до того, что достал из ящика стола пистолет и собрался пристрелить себя.
— Господи, Тед.
— Дикое ощущение. Сначала мне стало плохо, я почувствовал себя разбитым, закружилась голова; показалось, что я не нужен ни себе, ни кому-то другому. Решил, что это настроение как-то связано с состоянием сердца. Меня настолько переполнило отчаяние, что я прямо расплакался. Мир показался перекошенным, никакой надежды на будущее. Я стал винить себя в смерти того парня. Ну почему я не разглядел вовремя? Я отвечаю за своих людей, и нет мне прощения. И за это придется заплатить. Я стал думать, как посмотрю в глаза его родным и друзьям — и своим родным и друзьям тоже — после такого равнодушия? Я был погребен под грузом вины, позора, упреков, отчаяния и безнадежности. Я решил, что не смогу искупить то, что натворил. Коттен, я ведь не помню даже его имени. И что после этого за человек Тед Кассельман? — думал я. Каждая лишняя прожитая тобой минута — позор. А потом что-то словно выдернуло меня из этого состояния. Не знаю что, но я повторил про себя слова, которые когда-то говорил тебе. Что никогда не стану думать о самоубийстве. Самоубийство — для трусов. И понял, что надо бороться с этими мыслями, что они принадлежат кому-то другому — или чему-то другому, — но не мне. Мой разум стал полем битвы — и я должен был сражаться с этими мыслями. Я стал сражаться. Это было нелегко.
— Тед, ты отнюдь не слабый человек, ты сражался, но пойми… Ты не нажал на курок лишь потому, что они оставили тебя в покое. Чтобы ты рассказал мне, как это происходит. Они хотят, чтобы я знала, с какой легкостью они управляют людьми — и оставляют в живых, если это им зачем-то нужно. Они хотят, чтобы я поняла: они могут добраться до тебя или до Джона. Тед, в следующий раз тебя уже не отпустят — и ты не вернешься.
Тед помолчал несколько секунд перед тем, как ответить.
