– И ты берешься истребить всех крыс Хамельна? И подпишешь бумагу, в которой будет говориться об этом?
Крысолов увидел ловушку и усмехнулся в бороду. Видно, знать этого города привыкла иметь дело с круглыми дураками.
– Ваша светлость, я не берусь истребить
За креслом возникло брожение и перешептывание.
– Почему ты считаешь, что у тебя получится то, что не получилось у нашего епископа? – пронзительно выкрикнул стоящий за креслом маленький седой старик с ехидным лицом. – Крысиный Король был вызван на суд, но посмел не явиться, бросив тем самым вызов Церкви. Ты же утверждаешь, что можешь вступить с ним в сговор!
– Ни в коем случае, ваша светлость! – немедленно возразил Крысолов. – Никаких сговоров! Напротив, я сообщу Королю тварей о том, что он нарушил наши законы. У меня есть верные средства для того, чтобы он покинул ваши края.
– Козни дьявола… – проворчал старик, но отступил на шаг назад.
– Сколько времени займет твое колдовство? – брезгливо спросил чернобородый, который подошел к окну и теперь стоял там вполоборота к Крысолову, заложив руки за спину.
Задавая вопрос, он даже не обернулся, выказывая пренебрежение. Но пренебрежение, как считал Крысолов, есть меньшее из возможных зол. Лучше уж пусть им пренебрегают, чем присматриваются так внимательно, как худой мужчина с заостренным подбородком, длинная черная ряса которого волочилась по каменному полу.
– Около пяти дней.
– Это слишком много! – воскликнул один из советников, и Крысолов едва сдержал удивление.
– Однако… – начал он, аккуратно подбирая слова, – бедствия вовсе не так велики, как рассказывают…
И поймал взгляд, которым обменялись чернобородый и бургомистр.
– Что же может произойти за пять дней? – закончил он, изучающе глядя на них.
Вместо ответа бургомистр наклонился к нему из кресла:
– Сколько ты хочешь за свою работу?
Он взвесил все, чему был свидетелем в этот день, и хотя голос разума говорил, что никто не заплатит больше, чем принято, поскольку в городе нет голода, что-то заставило его сказать совсем другое:
– Сто золотых солидов и тысячу денариев.
Сзади кто-то издал невнятный звук, а бургомистр изумленно привстал, но под взглядами советников сел обратно.
– Сто солидов?! – он рассмеялся, но смех его прозвучал неестественно. – Да ты пьян или сошел с ума!
– И тысячу денариев, – напомнил Крысолов, удивляясь собственному спокойствию и убежденности в том, что он получит то, что просит.
Старик, говоривший о кознях дьявола, трагическим жестом воздел руки к потолку и завопил:
– Тысячу денариев за то, чтобы прогнать три сотни крыс?! Убирайся отсюда! Убирайся, пока тебя не схватили и не бросили гнить в тюремные подвалы! И рассказывай всем о великой милости нашей, по которой мы отпускаем тебя, несмотря на твою наглость!
Однако вопли его звучали не слишком убедительно, и в конце концов старик замолк. Только глаза его продолжали метать молнии.
Крысолов помолчал и сам, по своей воле, подошел ближе к возвышению. Его никто не остановил. Он поднял глаза на бургомистра и тихо сказал:
– Я прошу не так много, если подумать, от чего избавится Хамельн. Ведь поговаривают, ваша светлость, что крысы разносят черную смерть.
В голубых глазах навыкате отразился ужас, но бургомистр быстро взял себя в руки.
– Это лживые слухи! – прошипел он, наклонившись к Крысолову. – За которые тебя вздернут на виселице, если ты осмелишься еще раз упомянуть об этом!
– Но ведь разношу их не я, – таким же шепотом возразил Крысолов. – И потом, скажи, сильно ли тебе поможет мой труп, если окажется, что я прав?
Наступила тишина. Бургомистр поедал его взглядом. Наконец он откинулся назад и выдохнул:
– Ты берешься избавить город от крыс независимо от любых обстоятельств, которые могут помешать тебе?
– Да, – твердо ответил Крысолов. – В пять дней или меньше. «Если повезет», – добавил он про себя.
Добрая дюжина человек сопровождала его в залу ратуши, где он обязан был поклясться на Библии, что не использует свою силу против Церкви и жителей, и поставить свой знак на договоре с городом. Эта новая комната, куда его привели, была забита манускриптами, большую часть из которых, как он заметил, поели крысы и мыши.
– Ставь свой знак!
Перед ним развернули свиток, который он взял в руки и поднес к глазам под насмешливыми взглядами своих спутников. Они не сомневались, что он не умеет читать. Откуда им знать, что он, сын аптекаря, научился разбирать странные значки в книгах отца, когда ему не было шести. Итак, обычная формула: «Я, пользуясь своей силой, недоступной обычным людям, обязуюсь изгнать…»
– Тебе зачитают вслух, – пренебрежительно сказал чернобородый.
– Благодарю, ваша светлость, – хладнокровно ответил он. – Но в этом нет нужды. Позвольте заметить, что здесь ничего не сказано о моей награде.
Они не смогли скрыть удивления. Затем нехотя распорядились позвать писаря, и тот занес в договор все, что потребовал от него Крысолов. Нельзя было подписывать договор без того, чтобы его не прочитал бургомистр, и потому всей гурьбой они пошли обратно, провожаемые шепотком и недоверчивыми взглядами: весть о прибытии заклинателя крыс уже разнеслась по ратуше, а если бы и не разнеслась, костюм его привлекал к себе достаточно внимания.
В главной приемной зале все прошло быстро: бургомистр вывел свою подпись и приложил к свитку печать, которую ему поднесли на золоченом подносе. После этого договор протянули Крысолову, и он, успокоенный, уже собирался поставить свой знак, когда неожиданно осознал, что в зале появился еще один человек, которому здесь не было места. Этот человек прятался в темном углу, как видно, надеясь, что его не заметят среди сборища сутулых стариков, толпившихся возле лавки. Они были как плесень, разросшаяся на влажных холодных стенах, и всякий, попадавший в окружение этой плесени, сливался с ней. Но Крысолов его заметил. Вернее, почувствовал. Он поднял глаза и застыл, сдерживая негодование.
Это была женщина. Как раз входившая в тот возраст, в котором они становились наиболее опасны – около двадцати пяти лет, может быть, чуть младше. Рыжеватая, загорелая, в зеленом чепце и простом сером платье, которое оставляло руки обнаженными по локоть, она смотрела на него так, как ребенок смотрит на зверей в бродячем цирке, – приоткрыв рот, широко распахнув глаза. Когда она увидела, что ее обнаружили, то сперва смутилась и нырнула за спину одного из стариков, но очень скоро выставила рыжую мордочку снова. Он знал, что рыжую, потому что видел золотистое сияние выбившихся из-под чепца волос.
Его охватила злость. Женщине нечего делать в ратуше! К тому же его покоробила оскорбительная откровенность ее поступка – она ведь пришла лишь затем, чтобы посмотреть на него, и никто даже не подумал этого скрыть! Он резко черкнул по свитку пером, и поставленный им знак – две пересекающихся линии, как крест со смещенной вниз серединой – внимательно рассмотрели все стоявшие вокруг бургомистра.
Детали были обговорены быстро – где он будет жить, нужны ли ему помощники, сколько бутылок вина в день он хочет получать. Услышав последний вопрос, он понял, что его предшественники не теряли здесь времени зря, а раз так, было бы глупостью не воспользоваться плодами их трудов. Он вышел из ратуши, пообещав бургомистру начать работу с завтрашнего утра, хотя в действительности намеревался освоиться в
