нам никаких подозрений быть не может, а так-то здесь есть люди непонятные, среди которых милиции пошуршать бы стоило, хочу заметить!
– Почему это подозрений быть не может, Семен Исакич? – прищурившись, спросила тетка. – Вы у нас, между прочим, личность оч-чень неоднозначная! Вон у вас очки темные, это зачем? От кого вы глаза прячете? А кепка! Такую кепку, если хотите знать, только крупные преступники носят!
– Тьфу ты! С вами и не поговоришь серьезно, балаболство одно!
С этими словами сконфуженный старичок ретировался за калитку, а довольные собой женщины продолжили путь, не обращая внимания на Илюшина.
Макар дошел до сто пятьдесят седьмого дома, оказавшегося ничем не примечательным летним «скворечником», и сразу увидел место, где была оставлена машина убитой. Трава возле дороги была примята и истоптана, и он представил, сколько людей здесь прошло утром, когда ее нашли. Он знал от оперативников, что быстрота, с какой разыскали «Хундай», была полностью заслугой бдительных местных жителей: кто-то из них увидел незнакомую машину возле своего дома, подошел ближе и рассмотрел следы крови, после чего немедленно позвонил в милицию.
«Значит, крови было и впрямь очень много. Как же он все это провернул?»
Несмотря на всеобщую убежденность в виновности Рокуновой, Макар продолжал думать о преступнике «он» – по крайней мере о том, кто убил Черину. «Итак, есть несколько вариантов. Первый: Рокунова не поехала с Чериной, это ложный след, который никуда не ведет. Именно поэтому рассматривать его не стоит. Второй – они ехали вместе, затем Рокунова по какой-то причине убила ее, попыталась замаскировать убийство под дело рук маньяка, тело выбросила, машину отогнала сюда и уехала на электричке. Бред… Зачем?»
Макар вполне допускал, что Алла Рокунова из-за денег убила девушку, согласившуюся подвезти ее, и что у нее хватило жестокости и силы вытащить тело на обочину, пометить его знаком, похожим на тот, что оставлял убийца девушек-блондинок, а затем уехать в машине убитой. Но он отказывался понимать, зачем в таком случае ей потребовалось невероятно рисковать, приезжая на машине в этот не такой уж малолюдный поселок и выбираясь отсюда на электричке. «Раннее утро… Она привлекла бы к себе внимание случайных свидетелей, которых Рокунова, с ее предусмотрительностью и умом, не могла не брать в расчет. Если только…»
Он остановился, остро ощутив нехватку поверхности, по которой мог бы побарабанить пальцами. А также Сергея Бабкина, в присутствии которого ему лучше думалось. Но Сергей занимался расследованием в «Артемиде», а ближайшей поверхностью была стена дома номер сто пятьдесят семь. Илюшин решил, что хозяева не обрадуются, если неизвестный им парень решит побарабанить по стене их жилища.
«Если только она не приехала сюда потому, что здесь ее кто-то встречал».
Он вспомнил разговор своих недавних спутников – в «Вишневом» были не только «воскресные» дачники, но и те, кто жил здесь постоянно, или же с весны по осень.
«Что, если она была в панике и бросилась к человеку, который мог ей помочь? Тогда понятно, почему именно здесь оставлена машина: она добралась на ней до пункта назначения. А затем…»
Мысль его заработала очень быстро. Да, не было ничего невероятного в том, что Рокунова приехала сюда к одному из тех, кому она доверяла, и… была вывезена им в другое место? Осталась здесь? Макар огляделся, представив, что в одном из тех домов, мимо которых он шел, прячется женщина с вьющимися светлыми волосами и хитрой лисьей мордочкой. В следующую секунду он уже достал телефон, чтобы позвонить в клуб и распорядиться узнать, кто из круга ее общения мог обосноваться в маленьком поселке в сорока километрах от Москвы, но в последний момент остановился. Во-первых, он отдавал себе отчет, что ставит практически невыполнимую задачу. Но самое главное заключалось не в этом, а в том, что в глубине души Илюшин ни на секунду не верил в то, что Рокунова кого-то убила.
Перед самим собой Макар мог не притворяться: он искал эту девушку, потому что считал, что она бросила ему вызов. Она сделала то, что не удавалось сделать до нее ни одному человеку – обманула его, перехитрила, посмеялась над ним и выставила дураком, и все это – легко и непринужденно, без подготовки, практически спонтанно. Он ощущал здоровую спортивную злость, когда думал об этом. Но злость злостью, а интуиция говорила ему, что, несмотря на всю заманчивость предположения, будто Рокунова находится в поселке, он снова идет неправильным путем.
Макар покачал головой и отбросил эту версию так же решительно, как и первую.
«Остается последний вариант: машину сюда пригнала не она, а кто-то другой. Убийца. Он расправился с одной девушкой, и, вполне возможно, расправился и с Рокуновой – в таком случае ее тело тоже вскоре обнаружат где-нибудь возле дороги. А после этого приехал сюда, оставил испачканный в крови «Хундай» и пошел к электричке: первая идет в четыре сорок, следующая за ней – в пять пятнадцать, и у него была возможность выбирать».
Заиграл телефон, и он поспешно достал его.
– Макар Андреевич, – степенно проговорил в трубку один из оперативников Перигорского, – у нас тут новость небольшая, вы просили, чтобы вас держали в курсе дела… В общем, кровь в машине принадлежит только Чериной.
– Ясно, спасибо.
Сунув телефон в карман, Илюшин вернулся к своим размышлениям, кругами бродя перед домами – на ходу ему думалось легче. «Значит, если Рокунова и была убита, это произошло не в машине. До чего ж паршиво, что я чертовски мало знаю о психологии серийных убийц… Может быть, ему нужна была жертва? Он утащил ее с собой куда-нибудь в свое логово?»
Он обернулся и посмотрел на железнодорожную насыпь. «Да, конечно. Машину он бросил здесь с умыслом – «идиоты, вы меня никогда не поймаете»! Это был вызов, игра, пощечина тем, кто пойдет за ним по следу… Например, мне».
Илюшин усмехнулся, подумав, что в этом расследовании слишком много людей позволяет себе давать ему пощечины. И тут сбоку скрипнула калитка, и из нее вышел заросший бородой мужик крайне неприветливого вида в обвисших тренировочных штанах и толстой фланелевой рубахе. Тратить времени на знакомство он не стал.
– Документы! – вполголоса приказал бородатый, встав в двух шагах от Илюшина.
Он был на голову ниже, но заметно крепче, а напряженная поза не оставляла никаких сомнений в том, что мужик готов к драке.
– А больше тебе ничего не надо? Бумажник там, ключи? – мигом выбрав стратегию поведения, осведомился Макар. – Расслабься, ты не на работе.
Хамоватое обращение произвело волшебное действие. Бородатый немедля последовал совету Илюшина и действительно расслабился: выдохнул, и в глазах его появился проблеск нормального человеческого любопытства, которое он не замедлил выразить вслух:
– Слышь, а ты кто?
– Журналист. Газета «Московский вечер», – отрекомендовался Макар. – Собираю материал для статьи. Приехал глянуть, из-за чего столько шума.
– А-а, журналист! Так бы сразу и сказал! А моя грит, иди, Сань, грит, глянь, кто там шатается перед домом. Рожа, грит, подозрительная. Я глянул на тебя – точно, подозрительная. Думаю, значит, падла эта на место преступления вернулась. Они, вообще, всегда возвращаются, ты в курсе?
– В курсе, – кивнул Илюшин. – Только это не место преступления.
– Да без разницы. Здесь тоже кровищщи было столько, будто интеллигенты свинью резали.
– Почему интеллигенты? – не понял Макар.
– Потому что безрукие. Ни фига не умеют, зато как нужно жизни поучить, так они первые! Кстати, если бы ты очки надел, тоже на интеллигента бы стал похож.
– Учту, – кивнул Илюшин и попрощался с бородатым, у которого так непросто складывались отношения с представителями умственного труда.
Он направился обратно к станции, пытаясь представить себе маршрут убийцы. Когда тот вышел из машины, было, наверное, уже светло. Вряд ли кто-то приезжает сюда в воскресенье утром на пятичасовой электричке, поэтому убийца мог не опасаться свидетелей. Он шел мимо домов-«скворечников», мимо бревенчатых изб, мимо светящихся красными фонариками яблонь, и одежда его была испачкана кровью его жертвы. Затем он поднялся на платформу и стал ждать поезда… Нет, немыслимо.
