среди пыли, и падших вещей, и трепетавших полотен, направляясь в ту сторону, где, судя по голосам, стояли существа, подобные ему') - эти декорации будут стоять: 'Вас много, а я одна! Сами себя задёрживаете!'
Пред лицом того, что Лидия Яковлевна Гинзбург называла механизмами общественного зла, уж точно все равны - ведь аристократия духа есть категория еще более сомнительная, нежели аристократия крови, потому что в сфере духовного никакими жалованными грамотами ничего не докажешь. Сколько бы ни озирался новоявленный маркиз: 'Кто это?' - мол, не встречайся он с этими людьми в одном офисе, сама мысль о знакомстве с ними показалась бы ему странной и даже дикой, - чтобы с него форс-то сшибить, и лесоповала не нужно, достаточно потребовать поквартального плана явки божественного глагола в соответствии с требованиями производственной дисциплины.
Однако... Все-таки колбаса, которую надо кушать поэту... Здесь также рецепт отлично известен и выбор невелик: либо продается рукопись, либо - и вдохновение тоже (покуда его достанет на эти фьючерсные контракты). Некоторая либерализация действия механизмов общественного зла привела к тому, что нынче цена вдохновения - уже не жизнь, а всего лишь комфорт. Вот, например, бесспорное золотое перо страны пишет речь, прости Господи, Грызлову на съезде 'Единства'. То бишь: поэт уже не бежит от мира, окружающая карикатура его не задевает - постмодернизм, однако. Но даже и в этой жалкой ситуации положение золотого пера кажется мне предпочтительнее грызловского. Потому что кабы интеллектуальные и творческие потенции оного Грызлова были достаточны, чтобы самому написать себе речь (типа: изложить свои оригинальные взгляды, идеи, принципы мировоззрения, ежели таковые имеются, в искрометной, увлекающей аудиторию форме), - не было бы нужды перья скликать, что тот Иван (дурак) жар-птиц. Попросту - так уж карта легла у Грызлова: хоть и проиграл он столько выборов, в скольких участвовал (видать, самостоятельно зажечь электорат все-таки слабо), но попали ему в руки деньги, достаточные, чтобы покупать спичрайтеров класса premium. В этом смысле вообще позиция любого начальника, чей бизнес основан на пользовании плодами чужого художественного творчества, сомнительна: с одной стороны (Вы, Самуил Аронович, - с Вашим-то 35-летним стажем службы в журнале 'Нева' отлично это знаете), число приемщиков рукописей всегда было меньше, нежели число вдохновившихся, потому последние оказывались перед первыми в позе подчинения (как выражаются зоологи); а первым, таким образом, сам Аполлон был не брат - рукописи-то продаются лишь при наличии покупателя. Но с другой - напади на поэтов (людей, обл. сп. к худ. деят.) моровая язва или хотя бы напрочь иссохни Ипокрена, этот покупатель-повелитель останется повелевать разве что секретаршей и наиболее преданными фанами 'Единства', которым для обожания лидера довольно и его усов.
Тут журналистская добросовестность велит мне дать слово противной стороне. Порфирий Петрович вопрошает Раскольникова: 'Чем же бы отличить этих необыкновенных-то от обыкновенных? При рождении, что ль, знаки какие есть? Я в том смысле, что тут надо бы поболее точности, так сказать, более наружной определенности: извините во мне естественное беспокойство практического и благонамеренного человека, но нельзя ли тут одежду, например, особую завести, носить что-нибудь, клеймы там, что ли, какие?.. Потому что, согласитесь, если произойдет путаница и один из одного разряда вообразит, что он принадлежит к другому разряду...' Все же мне кажется, проблема самоутверждения - топографическая. Человек, осознавший свое место в мире: внизу - ад, наверху - Бог, рядом другие, - избавлен от пустых забот насчет социальной иерархии. Потому что духовное неравенство побуждает расти над собой - ведь только оно преодолимо, только его стоит преодолевать, а жажда социального самоутверждения - всего лишь проявление комплекса, хоть у 20-летней девочки, хоть у 50-летнего дядьки. Но - будем снисходительны. Погружаясь в трепетанья действительности, очень практично помнить,
Письмо XIV. С. Л. - Д. Ц.
12 сентября 2001
Словесность и растительность
Догорает в лампе масло, дорогой Д. В., и не светит фитилек. И слог норовит сделаться сюжетом. Это я про нашу переписку (то есть, конечно, про свою в ней роль). Что ж, ее недолговечность предопределена общим заглавием: ведь полумертвый - совсем не синоним словоохотливого.
А я тут побывал в Москве на какой-то не то всемирной, не то всероссийской книжной толкучке. Вот где действительно смиряется гордыня. Тонны, десятки тонн чтива - такого неинтересного! Гигантская это промышленность - переработка старой макулатуры в новую. Лесных угодий тоже, наверное, не щадят. Странно думать, что какая-нибудь прелестная рощица превращается в сочинение типа 'Иван, запахни душу' г-на Жириновского.
А уж так называемое золотое перо в некотором смысле не уступает, наверное, бензопиле или даже лесному пожару.
И это даже неплохо, что кой-какие золотые перья перешли в сферу обслуживания: начальству хорошо, и природа дольше продержится. И примеры есть классические, вполне положительные: А. И. Герцен, кажется, пописывал речи для вятского губернатора.
Жаль, что иногда эти речи сбивают с толку. На днях сразу несколько начальников произнесли почти одну и ту же фразу, которую можно было понять так, что в государственном бюджете, вот только что составленном, расходы на образование - больше военных. Это впервые в нашей истории! - восклицали значительные лица.
Еще бы не впервые. Будь это правда - это была бы революция покруче знаменитой Октябрьской. Признаюсь, я даже размечтался ненадолго: как нынешние первоклассники будут жить в стране, где образованных людей больше, чем вооруженных, - и все такое.
Потом в газетах мелькнули цифры, и оказалось, что все, в общем, по-прежнему: на образование - скажем, два процента; ну, а военную тайну не выдам. Но что же тогда случилось впервые в истории? Разъяснилось, кажется, и это: темпы, видите ли, роста расходов предусмотрены не такие, как всегда. Потому что даже, скажем, два - это гораздо больше, чем, скажем, полтора. Только и всего. Но и на том спасибо.
Вообще все обстоит в политике настолько благополучно (если не считать одного пятна на карте - и на совести), что можно было бы заняться литературою, да вот беда: ее как бы нет. Тексты встречаются, и даже очень неплохие, а литература как мир идей... Наверное, Оруэлл прав: диктатура полиции за несколько десятилетий способна покончить с любыми проявлениями гениальности - не исключено, что и навсегда. Это и есть расплата. Я где-то читал: численность бобров резко упала в 37-м году. О китах и гениях статистика молчит.
А Вы - про творчество, про духовные ценности, свободу, славу... Печальный юбилей Сергея Довлатова дает всем этим замечательным словам цену истлевшей листвы. То бывшая жена с удовольствием расскажет, как не любила, то случайный собутыльник под маской близкого друга продаст унизительный секрет. Даже странно, что Довлатова до сих пор окружает и преследует такая зависть, - а он был из всех
