– Василий, а у вас есть ключ? – вдруг спросила она.
Водитель нехотя повернулся к ней.
– Какой еще ключ?
– Один из тех, которые выдает Анжей. Если у кого-то большие проблемы.
Василий неприятно осклабился.
– Я похож на человека, у которого есть большие проблемы?
В низком гараже он внезапно показался Полине еще выше ростом, чем обычно. В ней ожили воспоминания о том, как она боялась его в первые дни. Девушка сглотнула и отступила назад. Похоже, она не на шутку рассердила его своим вопросом.
– Так похож или нет? – с опасной вкрадчивостью спросил Василий и шагнул к ней. Глаза блеснули болотной зеленью.
И Полина спасовала.
– Вовсе нет! – воскликнула она, почти не лукавя. В эту секунду она действительно не думала, что у водителя большие проблемы. Он сам был одной большой проблемой. – Я просто так спросила! Из любопытства. Это чудесно, что у вас нет больших проблем! Я вот, знаете, не могу похвастаться тем же самым. Вам это, конечно, не очень интересно…
– Не очень, – подтвердил Василий.
– Тогда не буду надоедать вам историями своей жизни, – выкрутилась Полина и ретировалась.
Василий постоял, щурясь на солнце, как кот. Вернулся к машине. И вдруг пнул со всей силы коробку с грязными тряпками.
Вторая гостья появилась за двадцать минут до обеда.
Полина видела, как она выбирается из такси: тяжеловесная женщина с коротко стриженными черными волосами. На вид ей было не сорок, а все пятьдесят. Квадратный подбородок глубоко утоплен в ворот мешковатого серого свитера. Бесформенная длинная юбка едва приоткрывает носы грубых «солдатских» ботинок. Полина ожидала увидеть тонкую фею кисточки и мольберта, а увидела валькирию с мужеподобным лицом.
Но «валькирия» улыбалась. И оттого сразу понравилась девушке. Стояла, держа в одной руке видавшую виды спортивную сумку, и улыбалась, глядя на дом. Так улыбается человек при встрече со старым другом.
Полина спохватилась, что загляделась через окно на художницу. И со всех ног бросилась встречать ее.
Но Василий успел первым. Когда девушка выскочила из дома, гостья и водитель уже стояли рядом и непринужденно болтали.
– А это наша новая экономка, Полина, – сказал Василий, смерив девушку уничижительным взглядом. – Немного нерасторопна, но это пройдет.
Полина молча проглотила заслуженный упрек.
Художница протянула ей руку.
– Приятно познакомиться! Я – Ирма.
Рукопожатие у нее оказалось крепким. И вся она была крепкая, веселая и жизнерадостная. «Неунывающий оптимист» – так в первую секунду подумала Полина.
А во вторую секунду заметила опустившиеся уголки губ. Глубокие морщины на лбу, как у старухи. И безмерную усталость в темных глазах.
На губах женщины по-прежнему играла слабая улыбка. Но Полине вдруг показалось, что она вот-вот упадет.
Ощущение было таким сильным, что она шагнула вперед и подхватила Ирму под руку.
– Вам плохо?
– Мне?! С чего вы взяли!
Женщина порывисто отстранилась. Вгляделась в лицо девушки. Но не прочла на нем ничего, кроме бесхитростной заботы и тревоги.
– Мне показалось, вам сейчас станет плохо, – пробормотала Полина, страшно смутившись. – Извините…
Господи, что она делает?! Не встретила гостью вовремя, потом начала хватать за руки ни с того ни с сего! А ведь Ковальский говорил, что многие люди терпеть не могут прикосновений, потому что у них обостренное чувство личного пространства. Прикоснуться к такому человеку без его разрешения – значит настроить его против себя.
И, кажется, ей только что это удалось.
Но Ирма ободряюще похлопала ее по руке.
– Ничего-ничего, все в порядке. Послушайте, но где же Анжей? Уехал?
– Он скоро будет, – уклончиво ответил Василий. – Пойдемте, Ирма, вы успели как раз к обеду.
– Обед – это прекрасно! – воодушевилась художница и, подобрав юбки, устремилась к дому.
Полина смотрела ей вслед и не могла взять в толк, с чего она решила, что этой энергичной женщине нужна ее помощь.
– Я проголодалась, – донеслось до нее. – Между прочим, Василий, я отказалась от вегетарианской диеты.
– Неужели?
– Представьте, да! Мне настолько опротивела рыба, что я уже видеть ее не могу. Женщине моей комплекции нужно мясо. Много мяса! Когда я ела рыбу, то сама становилась как рыба: холодная и бесстрастная. А художникам нельзя быть бесстрастными. Из них, фигурально выражаясь, должен брызгать мясной сок! Вы согласны со мной?
«Нет! Не соглашайся! – мысленно взвыла Полина (у нее на кухне запекались три крупные форели в пергаменте). – Скажи ей, что все великие художники ели рыбу!»
– Абсолютно согласен, – сказал мерзавец Василий. – Рыба хороша летом, в ухе.
Ирма остановилась возле двери.
– Снова этот ужасный дракон! Анжей все развлекается? Он доведет кого-нибудь до сердечного приступа. Помните, как я испугалась в первый раз?
– Я помню, как вы на него кричали, – со смехом отозвался Василий.
Его смех отозвался в Полине неожиданной болью. С ней он никогда не смеется. Ей он даже не улыбается.
– Что, правда? – изумилась Ирма. – Не может быть!
– Пригрозили, что если он еще раз напугает вас, то на двери будет красоваться его собственная голова.
Ирма от души расхохоталась.
– Боже мой, я совершенно этого не помню! Вы сочиняете!
– Такое не забудешь. Спросите Анжея!
…Десять минут спустя Полина вышла из дома в совершенно взъерошенном состоянии и села на скамейку. Веточка жимолости ласково коснулась ее щеки, словно утешая.
К счастью, комната пришлась Ирме по душе. Но надо было в срочном порядке переиначивать все меню. После краткого совещания с Кларой Ивановной остановились на бифштексах, и теперь Полина волновалась, успеет ли повариха с обедом.
А еще Василий, всегда молчаливый Василий, был с Ирмой так любезен и разговорчив, что Полина ощутила дикое и противоестественное желание стукнуть чем-нибудь тяжелым сначала ее, потом его. Хотя художница точно не была виновата. Проклятый водитель двигался вокруг нее с грацией оцелота и старался быть полезным. «Ухаживает, как племянник, ждущий наследства, за престарелой тетушкой», – с неожиданной злостью подумала Полина.
Конечно, Ирме нравилась его обходительность. Она явно находила Василия привлекательным и не скрывала этого. Они болтали, как старые приятели, и даже подшучивали друг над другом.
«Подшучивали!»
Полина безотчетно разорвала на десяток кусочков ни в чем не повинный хвостик жимолости.
И куда запропастился Ковальский?!
