зарыть украшение. Значит, спрятала в господском доме, правильно? Но в том-то и дело, что его тоже обшарили перед тем, как сжечь! Все нашли – кроме ожерелья! По кирпичикам разобрали – так мне местный дед-краевед рассказывал, Онищев. Ходил я, ходил – все без толку! А потом понял.
Макс замолчал, вспоминая, как это было. Он действительно ходил по комнате – и вдруг
Он бросился бы к Онищеву немедленно, но тот, как назло, уехал до следующего утра, а врываться в дом к старику, ломая дверь, Макс счел неоправданной глупостью и полным мальчишеством. В конце концов, можно и подождать одну ночь.
– И тогда ты мне позвонил… – подытожил гость, дослушав рассказ.
– Кому ж еще? – рассмеялся Макс, чувствуя, что его охватывают легкость и кураж. – Кто больше всех надо мной смеялся, а? Кто мне не верил? Завтра убедишься, что я был прав!
– А если тебе ночью кирпич на голову упадет? – пробурчал Гарик, придвинувший свое кресло вплотную к столу. – В смысле, балка? Или, там, сердчишко прихватит…
– О, тут ты в точку попал, Гарь! – расхохотался собеседник Макса. – Но на этот случай наш великий кладоискатель так подстраховался, что ему ничего не страшно. Макс, признайся, ты до сих пор самому себе записочки пишешь? Точно, пишет!
– Пишу, конечно.
Видя, что на него устремлены непонимающие взгляды, Максим пожал плечами и улыбнулся:
– Я же говорю, у всех свои бзики. У искателей ходит байка о парне, который нашел клад Степана Разина.
Это, если кто не знает, легендарный клад, и многие в него верят.
– А ты?
– Даже не знаю… Пожалуй, верю. Но только не в один клад, а в несколько, которые схоронены в разных местах. Посуди сам: нелогично все яйца в одну корзину складывать.
– Давай про Разина, – не выдержал Гарик. – Нашел тот парень деньги – и что?
– Не деньги, а вход в подземелье. Искатели, которые серьезно занимаются кладом Разина, говорят, что все его схроны сделаны по берегам рек в подземельях или пещерах. Тот парень наткнулся на подземелье, вернулся к своей палатке и поехал на машине за подмогой в ближайшее село. А там по дурацкой случайности ему попались агрессивные местные подростки, которые стукнули беднягу по голове, снаряжение отобрали, а его самого бросили валяться в кустах. Очнулся он в больнице и два месяца даже имени своего вспомнить не мог.
– Потом-то вспомнил?
– Потом – да. А вот про то, где нашел вход в подземелье, начисто забыл. Так и не вспомнил.
– Да ну, лажа какая-то… – фыркнул второй спортсмен. – Что, чуваку не под силу было снова вернуться на то место и найти вход в эту свою пещеру, или чего там Разин нарыл?
– Ты представляешь себе расстояние, которое искатель может пройти за сутки? – вопросом на вопрос ответил Макс, морщась от выпитой водки, вовремя подлитой кем-то из сидевших за столом. – Если он по всему берегу искал это подземелье, а вход, например, завален камнем, то потом хоть обыщись – не найдешь его. Я и не говорю, что эта история правдива. Просто когда я ее услышал, то выводы для себя сделал.
– И ты все-все записываешь, что в голову придет? – уточнил гость. – И шифруешь?
– Нет, конечно! Для повседневных заметок у меня есть дневник, в нем я никакими шифрами не пользуюсь. Но если что-то важное, как сегодня, то пишу самому себе письмо. На случай, если меня тоже по башке стукнут, как Витьку… Чтобы не было мучительно больно за бесцельно пройденные километры.
Он засмеялся и подумал как-то мимолетно, что совершенно опьянел. Ничего, сегодня разрешается. В конце концов, осталось подождать совсем немного, а потом он пойдет к старику, и… А вот врать насчет шифра не стоило! Не боялся он, что его стукнут, никогда и не думал об этом. Просто у всех копателей свои традиции, иногда дурацкие, иногда смешные. Суеверия, нужные словечки… Макс давно придумал свой ритуал: если после долгих поисков догадывался, в каком месте спрятан клад, тут же останавливался, доставал бумагу и ручку и записывал свою догадку, а потом подкидывал над листочком золотую монету времен Николая Второго. Была у него одна такая… тоже непростая, счастливая. Если монета падала орлом вниз, значит, ошибся он с местом и его ждет неудача – можно смело начинать поиски по новой. Но чаще всего орел оказывался сверху, и тогда Максим поздравлял себя, еще не видя самого клада, но уже зная, что доберется до него.
Признаваться в эдаких танцах с бубном было неловко – вот он и выдумал прагматичную причину. Еще и Витьку приплел…
– Можно хоть посмотреть на твой шифр, а? Ты же знаешь: я в жизни его не разберу.
Максим вздрогнул, поднял осоловевшие глаза на собеседника.
– А правда, дай взглянуть? – поддержал того один из спортсменов – кажется, Гребля. Пли Бокс. Макс уже успел забыть, кто из них кто, и от этого ему снова стало смешно.
– Па-ачему бы и не посмотреть? – проговорил он, усмехаясь и чувствуя, что язык заплетается. Определенно, последняя рюмка была лишней. Когда он рассказывал про клад, хмель не успел так ударить в голову, но вот сейчас…
Мысль Макса вернулась к бумажке, которая лежала в его нагрудном кармане. Он вытащил ее, театрально развернул, удивляясь самому себе – что это на него нашло? – и припечатал широкой ладонью к столу.
Три человека склонились над его запиской, затем отодвинулись.
Хочешь сказать: здесь написано, где твой клад? – усомнился Гарик.
Именно так.
А ты не боишься, что тебе так двинут по башке, что ты и шифр забудешь? – хмыкнул второй.
Макс развел руками:
– Если так, значит не судьба! Кроме меня этот текст может расшифровать только один человек. Да и то не факт.
Он сощурился на бутылку, думая, что все идет просто замечательно, и ребята эти нормальные, зря он счел их туповатыми, и хорошо, что они так славно сидят все вместе, а еще лучше, что скоро рассветет и можно будет пойти к Онищеву…
– Кстати, совсем забыл, – протянул гость, глядя на Макса и улыбаясь, но словно не ему, а кому-то за его спиной. – Как ты расшифровываешь эту бумажку?
В наступившей тишине вдруг громко зажужжала молчаливая муха. Спортсмены сидели почти неподвижно, но один из них тасовал колоду с бешеной скоростью, словно и не ронял неуклюже карты на пол каких-то три часа назад. Максим поднял глаза на человека, задавшего ему этот вопрос, и вдруг все понял.
Он протрезвел моментально. Все, что должно было произойти с ним в ближайшее время, читалось в глазах троих людей, ожидавших его ответа, но отчетливее всего – во взгляде того, кто задал ему простой вопрос.
На секунду время остановилось, и даже звуки растянулись: быстрый шелест карт превратился в одно долгое замедленное «ш-ш-ш-ш…». Под этот длинный однообразный аккомпанемент кто-то произнес у Максима в голове одно слово. «Бежать».
– Расшифровываю… – пробормотал Макс. – Элементарно я ее расшиф… шевро… фро… ваю…
Он встал, обвел глазами комнату и прижал ладонь ко рту. Постоял, покачиваясь, а потом издал булькающий горловой звук. Судя по брезгливому выражению лица собеседника, вышло у него вполне натурально.
– Щас… – выдавил Макс. – Вернусь – расскажу! Шатаясь, он вывалился из двери в темное холодное помещение, услышав презрительно брошенное вслед: «Готов!» Сказавшему что-то ответили, но Максим плотно прикрыл за собой дверь, и обрывок фразы пропал.
За дверью все его мнимое опьянение как рукой сняло. Он схватил с вешалки куртку, сунул ноги в первое, что попалось внизу, – это оказались резиновые сапоги хозяина, сдавшего Максу свою хибару на две недели, – и, стараясь ступать бесшумно, пошел к входной двери.
Майская ночь после пролившегося накануне дождя окатила его свежей весенней сыростью и холодком.
