– Заходите к нам, – сказала она, обращаясь в основном к Светлане, которую ей почему-то было жаль больше, чем Елену Игоревну, – такая она была тихая, забитая. – Просто так заходите, и Егора... – Маша чуть запнулась, не зная, какое слово подобрать, – приводите.
– Он у нас не говорит совсем, – смущаясь, начала Светлана, но мать перебила ее:
– Сейчас не говорит, завтра заговорит. – Глаза ее стали колючими, и Светлана отвела взгляд. – Не ставь крест на родном ребенке раньше времени.
Маша снова почувствовала себя неловко, поняв, что слышит отголосок давнего спора между женщинами, и, быстро распрощавшись, ушла. А через два часа, после возвращения Ирины, и в самом деле узнавшей о произошедшем от одной из соседок, в окно постучал Бабкин.
Посовещавшись с Ирой, Маша выделила ему вторую комнату в мансарде. С его прибытием дети оживились, и даже Ирина, казалось, повеселела – впервые после того, как арестовали ее отца. Сергей возился с арбалетом, нарисовал чертеж новой конструкции, и они с Димкой и Костей долго обсуждали, из чего лучше смастерить стрелы и оперение. В конце концов, когда стрелки на часах подошли к двенадцати, Маша разогнала всех по кроватям, плотно прикрыв окна занавесками, и сама ушла в свою комнату, пожелав Сергею спокойной ночи. Она слышала, как Бабкин некоторое время грузно ходил по комнате – под его тяжестью доски пола скрипели. Потом наступила тишина, и дом погрузился в сон.
Макар проснулся оттого, что на лицо ему сел комар. Попытавшись спросонья прикончить насекомое, он хлопнул себя по носу и открыл глаза. Вокруг стоял сумрак, и в этом сумраке белела оконная занавеска, которую колыхал ночной ветерок.
Илюшин залез под одеяло, поворочался, но уснуть не получилось – мешал сквозняк, холодный и неприятный. «Теплые ночи, теплые ночи... – передразнил Макар тетушку Дарью. – Придется окно закрывать. Надеюсь, меня никто не вздумает огреть топором по затылку. То-то Дарья Олеговна расстроится».
Выпрыгнув из-под одеяла, Макар накинул рубашку и босиком прошел по дому. Из соседней комнаты доносились храп и посвистывание – тетушка Дарья, наплакавшись, быстро заснула, но спала беспокойно, ворочаясь и всхлипывая во сне. Макар отодвинул щеколду и вышел на крыльцо.
Ночной воздух был свежим и чистым. Стрекотали кузнечики, а над коньком крыши висела луна, которой не хватало всего чуть-чуть до ровного круга. «Не похоже на сыр, – решил Макар, засовывая ноги в шлепанцы, спускаясь вниз с крыльца и обходя дом. – Похоже на выщербленную монету». Он остановился возле своего окна и закрыл створку.
Позже он и сам не мог объяснить Бабкину, что заставило его среди ночи отправиться на огород тетушки Дарьи вместо того, чтобы вернуться в дом. Ночь была тихая, светлая, и никаких подозрительных звуков Макар не слышал. Но, дойдя до крыльца, он постоял немного, глядя на темные дома на другой стороне улицы, развернулся и, бесшумно ступая по мокрой земле, пошел по тропинке к грядкам тетушки Дарьи.
Дойдя до середины огорода, Илюшин остановился. Лет пять назад в такой же ситуации он задал бы себе незамысловатый вопрос: «Какого черта я сюда приперся?», но не теперь. Макар давно научился доверять своей интуиции и следовать странным, необъяснимым желаниям – например, побродить ночью среди грядок морковки и свеклы. Поэтому он наклонился, сорвал какую-то веточку, оказавшуюся молодым укропом, и начал ее жевать, разглядывая соседские огороды.
Долго ждать ему не пришлось. Прошло около двух минут, и Илюшин заметил женскую фигуру, быстро идущую в темноте по участку двух милейших стариков, обитавших по соседству. Старушку, кажется, звали Липой, припомнил Макар. Что-то Бабкин говорил ему про нее... Точно, в ее бане случилось что-то непонятное, когда там была Серегина красавица.
Насторожившись, Макар сделал несколько шагов вперед, не выпуская из виду фигуру. На короткое время та скрылась в зарослях высокой травы, но спустя полминуты снова вынырнула у постройки, хорошо знакомой Илюшину, – у той старой покосившейся бани, стоявшей в самом конце участка, почти у кромки леса.
«Вечер перестает быть томным, – подумал он, осторожно продвигаясь по тропинке в сторону бани. – Что здесь происходит? Кто-то решил помыться в третьем часу ночи?» Он не спускал глаз с бани и поэтому не заметил кочку у себя под ногами. Споткнувшись, Макар упал на тропинку, чуть не выколов глаз какой-то колючей веткой. Чертыхнувшись себе под нос, он поднялся, чувствуя, что колени испачкались влажной холодной землей, и тут заметил на тропинке второго человека. Тот двигался медленнее, осторожнее, но, вне всякого сомнения, шел вслед за первым.
Макар не был трусом, но, вспомнив лицо Бабкина, рассказывавшего ему про труп Лесника, подумал, не поднять ли ему шум на все спящее Игошино вместо того, чтобы выяснять, кто собирается в баньке по ночам. Но, поразмыслив, решил, что на его стороне внезапность, и быстрыми кошачьими шагами отправился в ту сторону, где исчезла вторая фигура.
Мокрая трава промочила рубашку за две секунды, и Макар продрог. «Дженни вымокла до нитки, идя через рожь. Промочила все юбчонки, бьет девчонку дрожь...» – некстати всплыли строчки старого английского стишка, который он знал наизусть в детстве. Баня была все ближе, и Макар ускорил шаг, продираясь сквозь заросли и стараясь не слишком шуметь. Что-то обожгло правую ногу, рубашка вымокла окончательно, но Илюшин перестал обращать на внешние раздражители внимание, подгоняемый отвратительным предчувствием: сейчас он наткнется в бане на труп. Третья насильственная смерть в Игошине... «Что тебя, милая, понесло ночью в баню? – мысленно обратился он к неизвестной женщине, уже несколько минут как зашедшей внутрь. – Кто ты такая, раз не боишься после двух убийств ходить по огородам в темноте?» До бани, черневшей впереди, оставалось не больше двадцати шагов, когда изнутри раздался тихий, еле слышный стон.
«Опоздал!» – похолодев, понял Макар. В пять прыжков он преодолел расстояние до бани, потянул на себя дверь, приготовившись драться и кричать изо всех сил, и застыл на пороге.
Женщина стояла к нему спиной, упираясь руками в стену, глубоко прогнувшись. По белой спине разметались длинные черные волосы. Она была обнажена, и одежда темной кучей валялась под ее ногами. Женщина негромко постанывала в такт движениям мужчины, руки которого, лежащие на ее теле, почти сливались с ним в темноте. Мужик стоял в одних приспущенных штанах, и на его крепком плече выделялся в слабом лунном свете короткий глубокий шрам.
Задержав взгляд на этом шраме, Илюшин бесшумно отступил назад и прикрыл дверь. Она негромко скрипнула, но двое в бане, увлеченные своим делом, не услышали ничего. Женщина продолжала тихо стонать, и ее стоны доносились до Макара, пока он пробирался через траву тем же путем, каким пришел, и обжигаясь об ту же крапиву.
«И какая нам забота, если у межи целовался с кем-то кто-то вечером во ржи?» – продолжал цитату Макар, топая по тропинке обратно к дому и на ходу срывая укроп в знакомом месте, там, где начинались свекольные грядки. – Я, конечно, балбес. Нужно было прислушиваться к собственному внутреннему голосу, когда пришел в голову этот стишок. Не зря же вспомнился именно он, а не какой-нибудь: «Тятя, тятя, наши сети притащили мертвеца!» Внимательнее нужно быть к себе, господин Илюшин, внимательнее».
Макар остановился, не доходя до порога, и обернулся к бане, еле различимой отсюда. Внезапно возник вопрос, на который он пока не видел ответа: зачем любовникам понадобилось идти в чужую баню? Допустим, в доме те двое по каким-то причинам потрахаться не могут – например, родни много, стесняются. Ну так ведь почти на каждом участке стоит своя собственная банька. Пожалуй, он поторопился вернуться...
Илюшин развернулся и в третий раз пошел по тропинке. Очередную пахучую веточку он сорвал уже не глядя, уверенный, что теперь смог бы найти чертов укроп даже в кромешной тьме. До бани Макар доходить не стал, а выбрал местечко, где трава была пониже и не такой густой, и присел на корточки.
Сидеть было неудобно, но долго страдать не пришлось: минут через пять раздался тихий скрип двери, и, к его удивлению, вышла женщина, оставив спутника внутри, хотя Макар был уверен, что любовники вернутся вдвоем. Женщина удалялась все дальше от бани, а мужчина вроде и не собирался появляться. «Ладно, ограничимся дамой», – мысленно пожал плечами Илюшин и чуть приподнялся над травой.
Теперь он боялся только одного: что при свете луны его будет видно так же хорошо, как и женщину, и та поднимет крик. Но женщина торопливо шла, глядя себе под ноги, и Макар успел рассмотреть ее лицо сбоку, прежде чем она скрылась за кустами. Он уже видел это лицо и сейчас пытался припомнить где. Илюшин подождал еще немного. Мужчина все не выходил, и в конце концов Макар, плюнув на конспирацию,
