по лицу и быстро скатилась с кровати.
– С-сука! – взвыл он и повалился на нее. Приминал ее к полу всем телом, ощущая, как отчаянно женщина ерзает под ним, пытаясь выбраться. Изловчившись, она ударила его коленом, но удар пришелся по бедру и только разозлил его.
– Сейчас ты у меня...
Он не договорил, потому что понял, что она собирается сделать – заорать. И ладонью заткнул ей рот, а другой рукой схватил наконец за разметавшиеся рыжие волосы, как и мечтал все последние дни, прижал ее голову к полу.
Она застонала, и он испытал торжество. Вот! Вот то, чего он хотел, – она его боится, готова на все, лишь бы он не тронул ее! Он негромко зашипел от удовольствия, потому что ему нравилось видеть, как заплещется страх в ее глазах, когда она услышит его шипение. Но, вопреки его ожиданиям, она смотрела на него с яростью, но без страха. Она не боялась, и из-за этого он ненавидел ее, потому что она не оправдывала его ожиданий.
– Я тебя, суку... – прошептал он, наклонившись к ее уху и вдыхая запах ее волос.
Она была вся горячая – он только сейчас почувствовал, какая горячая у нее кожа. Он попытался переменить положение, чтобы расстегнуть «молнию» на брюках, хотя чувствовал, что все идет не так, совершенно не так, как он задумывал, а все потому, что в ее глазах не было страха. Но, как только он отпустил руку, прижимавшую ей волосы, она рванулась с яростной силой, выкрутилась из-под его руки и вцепилась зубами ему в палец.
– Ах ты тварь!
От внезапной боли он перестал соображать, забыл обо всем, что собирался сделать, и врезал рыжей дряни, не оправдавшей его ожиданий, по щеке. Удар оказался хорошим: голова ее мотнулась так, что, казалось, чуть не отлетела, и женщина виском стукнулась о ножку железной кровати. В глазах, только что пылавших яростью, мелькнуло короткое удивление, и они обессиленно прикрылись.
Слизывая стекающую с пальца кровь, он встал и озлобленно ткнул ногой лежащее на полу тело. Она все испортила, все! Ему больше не хотелось наслаждаться ее страхом, потому что он понял: никакого наслаждения не будет. Почему-то сейчас она не боялась, а значит, все, что ему оставалось, – это сразу закончить дело. Хотя он собирался развлечься, доставить себе удовольствие и лишь потом убить ее.
Он осмотрел комнату, но ничего подходящего не увидел. Значит, придется руками, как он и собирался. Оттащив ее тело от кровати, он нагнулся, примерился, но в последнюю секунду передумал. Что-то его не устраивало... Наконец он осознал, что именно.
ОНА ЕГО НЕ ВИДЕЛА! Эта сука, которая посмела отравить ему все удовольствие, все-таки должна была перед смертью испугаться – испугаться так, чтобы в ее глазах и после смерти оставался страх. Но тогда она должна была быть в сознании...
Он не знал, как приводят в сознание людей, поэтому пару раз встряхнул ее, а потом еще раз ударил по щеке. Все его желание пропало, и теперь ему хотелось только одного – убить ее так, чтобы она смотрела ему в глаза перед смертью и понимала, что он делает. Отомстить ей.
Она и в самом деле начала приходить в себя – сначала негромко застонала, затем мутные глаза, которые теперь казались не серыми, а зеленоватыми, открылись. Она смотрела на него, но пока не видела.
– На меня гляди, поняла? – Он наклонился к ней и коротко ткнул кулаком под ребра, не удержавшись.
Женщина опять застонала, на долю секунды прикрыла глаза, но он снова дал ей оплеуху. Она не смела убегать сейчас, потому что его время уже было на исходе, и пора было заканчивать с этим делом и уходить.
– Гляди сюда! – повторил он и уселся на нее сверху, приготовившись взять хотя бы часть того, что ему полагалось.
«Надо притвориться, – сообразила приходящая постепенно в сознание Маша. – Он хочет, чтобы я его видела, значит, можно еще потянуть время». Она не знала, зачем это нужно, потому что Вероника с детьми вернутся не раньше, чем через три часа. Но надежда на дикую, редкостную случайность оставалась, а значит, она должна бороться с ублюдком до последнего.
– Ну, давай! – приказал тот сам себе.
По его интонации Маша поняла, что больше его ничто не остановит. Хотела поднять руку и вцепиться в него, но совершенно обессилела после удара о кровать и смогла только слабо дернуться. Он положил две руки ей на горло, чуть сдавил и наклонился, пристально вглядываясь в ее лицо. От него пахло потом. Потом – и страхом.
– Ты же меня боишься, – прошептала Маша и попыталась ухмыльнуться, но угол губы был разбит, и ухмылка не получилась.
– Что?! – Он не поверил своим ушам.
– Ты, урод, меня боишься, – повторила Маша, глядя в лицо убийцы Лесника. – Ты и убиваешь-то меня от страха.
Этого он вынести не мог. Прошипев что-то нечленораздельное, он вцепился пальцами в нежную кожу на ее шее, и в этот момент сзади раздался тихий голос.
– Мама... – сказал кто-то от двери.
Убийца обернулся и увидел мальчишку, ее сына. Парнишка стоял, прижимая к себе какую-то деревяшку, и огромными, вполлица, глазами смотрел на мать.
– Костя, – прохрипела женщина. – Костя, беги!
И по отчаянию, прозвучавшему в ее голосе, он наконец-то понял: ему удастся привести ее в ужас. Она все же испугается напоследок – пусть и не его самого, но испугается.
Убийца разжал руки и начал вставать, чувствуя, что мальчишка не побежит, что он сможет схватить его. Он успел сделать один шаг по комнате.
– Мама, – тихо, чуть не плача, повторил Костя, которому было очень страшно, и отпустил курок арбалета.
Заостренная деревянная стрела коротко просвистела по комнате и ударила убийцу в живот. Это была детская стрела, старательно заточенная Бабкиным, расщепленная на конце и обвязанная ниткой, чтобы белое куриное перо не вылетело из нее. Но даже детской стрелы хватило, чтобы пробить ткань одежды и кожу и застрять в теле.
– А-а-а! – дико заорал убийца, не понимая, откуда взялась боль.
От его крика словно проснулся дом – хлопнула дверь внизу, по лестнице протопали шаги, и несколько человек один за другим ввалились в комнату, оттолкнув в сторону Костю, застывшего со своим арбалетом.
– Вот ты где, голубчик... – выдохнул Валера, сшибая его с ног и доставая наручники. – А мы-то тебя у деда искали. А ты, Кирюша, решил, значит, Лесником не ограничиваться.
– Это и есть Кирилл Балуков? – несколько удивленно спросил Мазаев, брезгливо разглядывая худого прыщавого парня с коричневым от загара лицом. Парень взвизгивал и пытался достать что-то, торчащее из живота, но руки у него были в наручниках.
– У него там стрела, – прошептала Маша, которой помогал подняться молодой опер со славным, чуточку детским лицом. – Костя в него выстрелил.
Выйдя из оцепенения, мальчик бросился к Маше и прижался к ней.
– Мамочка, я его убил? – всхлипнул он, все еще крепко держа арбалет.
– Ты его не убил, – сказала Маша и рухнула на кровать, не отпуская от себя сына. – Ты меня спас, Костя.
Глава 21
– Кирилл? Кирилл Балуков? Внук нашего Алексея Георгиевича? – Дарья Олеговна негромко повторяла одни и те же вопросы снова и снова, до сих пор не веря в то, кто именно оказался убийцей.
Сидели на веранде, потому что места для всех нашлись только здесь. Узнав от племянника о том, что на Машу было совершено покушение, Дарья Олеговна подпрыгнула и заявила, что не может упустить такого случая и узнает все из первых уст. Поэтому отправилась к Веронике и теперь сидела на табуретке, время от
