дворе цареве и в храмех человека черноризца ходяща, овогда же седяща, и всячески тщахуся яти или убити его; он же посреде их прохождаше к реке Волге и невидим бываше. Такожде видяще и по стенам града дву монахов скоро бегающих, и никто же ни осязати, ниже постигнути их можаше. Погании же не внимаху сему, но глумляхуся, ослепльше || на погибель свою.
Такожде и на Свияге реке, блиско Волги, на месте, идеже ныне стоит град Свияжск, многажды видяху татарове, близ места того живущии, человека в монашеских ризах ходяща, иногда же стреляюща, и бяху страхом великим одержими, не смеяху и к месту тому приближитися. Иногда же слышаху на месте том звон великий и пение многих гласов неизреченно.
Овогда же видяху священников на месте том поющих и кадящих. Сия же вся зряще погании недоумевахуся и стужаху себе, глаголюще: «По всему разумети есть, яко быти на месте том православию и церквам христианским и жительствовати ту российским людем», еже и бысть.
Не точию же сия, и ина многа знамения от божественнаго промысла быша тамо. Но и от самых многих поганых бяше о том прорицание. {69}
Яко же царевна их имянем Ковгоршад, яже бяше сестра Махмет-Аминю царю, зело сущи изучена писанию срацынскому и многому волхованию бесовскому извыкши, || многажды сказоваше наместником великих государей: «Ведая будите, яко отныне по шестинадесяти летех татарове казанстии не могут противитися царю и великому князю Иоанну Васильевичу, иже не токмо Казанским царством обладает, но и многими татарскими странами».
Потом некто татарин юродствуя в Казани, еще живу сущу царю Сафа-Гирею, по граду ходящи нача напрасно вопити и непрестанно глаголати: «Не жити зде татаром, но российским людем». Татарове же хотяху убити его, но запрещаше им царь, и повеле его в праздную храмину затворити; он же выломався из храмины единаче вопияше, проклиная татар и погибель им прорицая.
Иногда же во граде Казани явно видеся татаром, яко от коровы родися детищ человеческим видом, его же видети мнози снидошася; и внезапу детищ пременися в совершенна мужа возрастом, и яко вооружен видеся, и глаголаше зрящим на него: «Повинуйтеся без лукавства Московскому государю, аще ли не повинуетеся, вси имате погибнути». Татарове же || совещашася убити его, он же невидим бысть.
Некогда рыбным ловцем, ловящим рыбу на реке Волге и извлекшим мрежу, видеша в ней человека состаревшася жива лежаща и глаголюща к ним: «Поспешите умолити Московскаго государя о неправдах своих, милостив бо есть и помилует вас. Аще ли тако не сотворите, то вси потреблени будете от него». Они же мняще, яко от российских людей сие мечтание видеся им, хотяху убити его; он же абие исторжеся из мрежи и вверзеся в реку.
Прежде пришествия государева к Казани послани быша повелением его многия воеводы с воинствы пленения ради земли Казанския. И бывшим им на устии реки Казани у Волги в день святыя Пасхи и поющим со священником утреннее пение, слышаша мнози людие поющии и священник звон велий в колоколы в Казани, якоже у христианских церквей обычай. Такожде потом и прочии людие слышаша, и много дивляхуся размышляюще, откуду сие бысть? Ибо тогда в Казани не бяше православия. Но сице разумеваху, яко последи хощет Бог тамо || православие утвердити, яже и бысть по сих вскоре.
О прочих же еще многих видениях и чудесах объявитися имать при самом взятии Казанском, о нем же последи вышеписаннаго сице начинается. {70}
Того же вышеимянованнаго 7059-го лета оныя нечестивыя татарове казанския, с ними же князь Чапкун и прочии мурзы, видевше несогласие между собою, без владения суще, советующе много, умыслиша сице сотворити. Послаша многих татар со многими дары в Астрахань к царю имянем Касим-Салтану, просяще сына его Эдигиреа в Казань на царство.
Он же, послушав прошения их, даде им сына своего. Иже пришед в Казань утвердися на царстве. Сему же нечестивии зело возрадовашася, начаша умышляти с новым царем, како бы могли воевати Российское царство, паче же хотяху разоряти оный новопоставленный град на Свияге, понеже оттуду велию боязнь имяху, видевши его стояща посреди жилищ своих. И непрестанно ратоваху нань.
Такоже и российское воинство из того новопоставленаго || града исходяще воеваху прилежащия области и к самому граду подъежающе немал страх и боязнь нечестивым творяху.
Части 3 глава 5
По сих всех лета 7060-го великий государь царь и великий князь Иоанн Васильевич всея России самодержец во осьмоенадесять лето благочестивыя державы своея, в них же всех непрестанную тщету в людех и казне восприимаше от неукротимаго и свирепаго Казанского царства. И того ради велие попечение имяше и всячески многоразсудительно помышляше, како бы возмог оным поганым таковое их свирепство возразити. И много о том мысля, призывает к себе во свои царские чертоги братию свою князя Георгия Васильевича и князя Владимера Андреевича и всех благородны велмож.
И изволи || со всеми ими сести в Золотой палате. Идеже призван бысть преосвященный Макарий митрополит московский и всея России со архиереи, прилучившимися тогда в царствующем граде, и со всем освященным собором. И седше начаша советовати, воспоминающе многое пленение и пустошение земель христианских от поганых татар казанских, и многих благочестивых пленение и побиение, и в плене сущих, и терпящих неизреченныя нужды.
В совете же том пресветлый самодержец пред всем {71} сигклитом начат глаголати продолжителную речь, воспоминающи в ней веру христианскую, за ню же предки его великие государи и обладатели стран Российских мног подвиг над погаными показали, охраняюще благочестие крепко, инии же в таковых подвизех сподобишася страдании своими преукрашенных славою венцов мученических и прославляются того ради в вечныя роды.
В чем, рече, и аз, хотя наследовати преславных своих прародителей, хощу неотложно, возложа упование на Бога, и у пресвятыя Матери его приснодевы прося помощи, || и у всех святых заступления, подвигнутися сам и со всеми своими воинствы государств Российских на исконных своих врагов поганых казанских татар.
Уже бо, рече, не могу слышати всегдашняго плача людей божиих, врученных мне, расхищаемых от оных поганых. Зело бо стужают и досаждают мне погании. И того ради дерзаю и хощу сам второе ити со всеми вами на Казанское царство и страдати хощу за православную христианскую веру не токмо до крове, но и до последняго моего издыхания. Сладко бо есть коемуждо умрети за оную, за ню же обеща Господь вместо тленных воздати вечная.
И тако скончав речь умолча ожидая, зрящи коегождо намерения. Но не обрете притивно и во пресветлом своем сигклите о таковом преславном деле намерение, ибо вси с радостию и со многим дерзновением обещашася страдати за непорочную христианскую веру и отмстити нечестивым многолетныя и христианския обиды. И тако многоразумным советом утвердиша таковое дело, еже неотложно быти || его государеву ществию на Казанское царство.
Но обаче благочестивый царь, аще и на зело винных сущих поган не от ярости дело начинает, ниже неразсудным гневом, но зело премудро и от страха Божия, еже есть начало премудрости. Не желаше бо пролития крове не токмо христианския, но ниже поган самых. Ибо яко и прежде множицею посылаше на них воинство, устрашая их, или граматы премногою обещателною милостию исполненныя, тако и тогда посла к ним милостивыя граматы, вины отпущая и в милость паки приемля.
Древняя же злоба, казанские людие, ново добро быти не восхотеша, но гордостию вознесшеся объюродеша и злобою помрачишася, не восхотеша под легким игом господним быти и православному царю покоритися. {72}
