щ утвердившися.
Благочестивый же царь Константин, яко слыша погибель града, поиде в великую церковь и паде на землю, кагощися и милости и оставления грехов просящи. Простивжеся с патриархом и прочими, такожде отдаде последнее целование супруге своей, благочестивой || царице, и двум дщерем своим, девам сущим, и поклонився на все страны до земли, причастився святых таинств.
И бе тогда видети преужаса многа исполнено время. Возопиша бо безчисленными гласы патриарх и весь клирос, такожде царица со дщерми и прочия жены всего сигклита, к тому дети и прочее всенародство, им же не бе числа. От рыдания же и стенания мнетися яко и церкви оной великой поколебатися, и гласи их к небеси восхождаху.
И тако поиде царь из церкви, сие едино прирек: «Иже хощет пострадати за Божия церкви и за православную христианскую веру - той да идет со мною!» И всед наконь поиде ко Златым вратом, чающе тамо срести самаго Махомета. Воинства же всего собрася с ним до триех тысящь токмо.
И обрете у врат многих турков стрегущих его, и бився с ними, многих их предаяше смерти. И поиде нуждашеся проити врата градныя и достигнути самаго нечестиваго Махомета, хотящи отмстити избиенных христиан. Но не возможе проити тамо от многаго трупия мертвых. И паки ту сретоша его множество турков, ||{215} с ними же благочестивый царь мужественно даже до полунощи бияшеся.
Но не возможе множества их одолети, зане и дело неудобно, аще бы лва или тигра неустрашенаго имел крепость, паче же Богу благоволившу тако; идеже убиен бысть 74. И тако тамо пострада благочестивый царь Константин и прият преславную мученическую кончину за церкви Божия и за православную христианскую веру месяца маия в 29 день, убив своею рукою безбожных турков боле шестисот мужей, яко о сем оставшии возвестиша.
Потом уже и град одолеваем бываше, точию народу в стрелницах крепких и во дворех не покаряющуся турком, но бияхуся с ними. И того дня много паде народа, и жен, и детей, зане неослабно бишася с турки сущими вне града и с сущими во граде.
И в день одолеваеми бываху, бегаху и крыяхуся в подземных и сокровенных местех, а в нощех исхождаху побиваху турков, инии же метаху на них с верху полат керемиды, и плиты, и кровли палатныя древяные зажигающе метаху на них, и иныя множайшия пакости творяху.
Паши же и сенжаки ужасахуся сего, послаша к султану, глаголюще: «Аще сам не внидеши, то не можем || одолети града». Султан же взыскание сотвори о царе, бояше бо ся внити. И бывше в размышлении великом, повеле призвати пред себе велможей, и стратигов, и магистров, иже яти быша на бранех, и посла их с пашми и сенжаки своими во град глаголати гражданом противящимся, да прекратят брань, обещающи им верным султанским словом соблюстися невредным, без всякаго убивства э и пленения.
Аще же не сотворят тако, то всех их и прочих, и жен, и детей мечь смертный пояст. И сему бывшу престаша брань, и вси воини предашася в волю велможам и стратигом греческим и пашам турецким. Егда же услышав султан, яко совершенно граждане покоришася, возрадовася зело и повеле во граде улицы, и площеди, и домы чистити.
Во единонадесятый же день по взятии, иже имать быти июния в 8 день 75, собрася нечестивый Махомет со всеми чиноначалники своими и со всем воинством, поиде во град во врата святаго Романа к великой церкви, в ню же собрашася патриарх с причетники своими и безчисленный народ мужей, и жен, и детей. {216}
И пришед султан на площадь пред великую церковь, сниде || с коня, и паде ниц на землю, и взем персть посыпа на главу свою. И почудився таковому великому прекрасному зданию града, рече тако: «Воистинну людие сии быша, и не туне тако на бранех подвизашася и смерти с радостию восприимаху! Но обаче уже преидоща, а инии по сим подобни не будут».
И поиде в ю церковь, и тако вниде я мерзость запустения ю во а святилище Божие, и ста на месте святем. Патриарх же и весь народ возопивше со слезами падоша вси на землю. Султан же помовав рукою да престанут и умолкнут. И молчанию бывшу рече к ним: «Тебе глаголю, Анастасие, и всей дружине твоей, и народу сему. От дне сего к тому не бойтеся гнева моего, ни убивства, ни пленения».
И обращся к военачалником своим повеле, да запретят воинству, дабы ни коего зла творили народу. Аще же кто дерзнет повеленное преступити, смертию да умрет таковый. И повеле всем изыти из церкве, хотящи видети урядство и сокровища церковная.
Народу же надолзе идущу; их же изшествия не возможе дождати султан изыде из церкве и видев изшедша народа полну площадь, иных же идущих по улицам, удивися толику множеству народа, от единыя храмины изшедшу.
И поиде оттуду ко двору || царскому. И ту стрете султана некто сербин, нося главу благочестиваго царя Константина. Он же возрадовася зело и призвав велмож и стратигов греческих вопроси их: «Аще то есть глава царева?» Они же страхом объяти суще поведаша, яко та есть воистинну глава царева. Он же поцеловав ю рече: «Явна тя Бог миру представи, паче же и царя содела, почто тако всуе погибл еси?!»
И посла ю к патриарху, да сохранит, яко сам весть. Патриарх же, вложив ю в ковчег сребрян, сокры в великой церкви под престолом. О теле же его повествуется, яко взято бысть некиими от места, идеже убиен, и сохранено в полате негде тайно.
Царица же, во он же час прият прощение от царя, взяша ю оставльшии стратизи и прочия велможи, с нею же и многих жен и девиц благородных, и отпустиша в кораблех Зустунеевых во островы Амморейския к сродником их. {217}
Иностранныи историки глаголют, яко остася во граде, юже повеле нечестивый к себе привести. И тако приведени быша царица || со двема дочерми девами, их же нечестивый обруга срамно.
А в российских писменых повестях обносится, яко совершенно царица со дщерми и прочими благородными девами и женами велможскими отпущени быша в кораблех во Амморию. О них же султан последи сотвори взыскание, и возвестиша ему, яко царицу со всеми благородными отпустиша великий дукс и великий доместик Анастас, и протостраторов сын Андрей, и братанич его Асанфом Палеолог, и епарх градский Николай. Их же той кровопийственный зверь истязав повеле смерти предати.
И тако нечестивый Махомет султан с народом своим турецким, доказав попущением Божиим народу своему вечныя славы, облада преславным на востоце градом, паче же и всем царьством, иже достоин бе назван Царем градом.
И тогда собысться волею Божиею реченное премудрыми мужи, яко Константином первый скиптр самодержавия в нем обновися, такожде Константином и конец прият. Зане согрешением, превзошедшим главы оных, о злодеяние яко Писание глаголет, превращает престолы силных.
О толиком || убо падении преславныя оныя монархии с плачем вопити должно: «О, колика сила греховнаго жала, о, колико зла творит преступление! О горе тебе, Седмохолмный, яко погании тобою обладают!»
Но паки ко истории возвращаюся. Кромер и Стрийковский историки пишут, яко тамо же турком до взятия Константинополя некто нарочитый грек, имянем или званием Гертук, иже убежав из града, поведал турком способность приступов и указал слабейшия места стен градских.
Но егда уведал Махомет, яко той Гертук многая имяше к себе благодеяния от царя Константина, возгнушася забытием от него онаго благодеяния и изменою, повелел его четвертовать. И тако прият нечестивы‹й› достойное возмездие измены своей.
Пишут еще, егда взял Махомет султан град той, повеле жителем градским вся своя сокровища снести на едино место. Егда же снесени быша, зело множеству таковому удивися Махомет, яко чрез чаяние его бысть таковое множество, и удивився || рече: «О народе безумный! Где ваш прежде бывший разум? Ибо сим сокровищем не точию мне, но и не вем кому могли бы есте не {218} токмо отпор учинити, но и одолети! Того
