спал в этот час, и побуждая их вести себя с достоинством, когда придет утро. На некогда красивой площади форума, теперь разрушенной римскими баллистами, он остановился поговорить с голодными мужчинами, а поднявшись на насыпь, увидел в лунном свете черную дыру, которую римляне пока так и не обнаружили. Зайдя в гимнасиум, облицованный мрамором, где лежали раненые, он утешил их, а в синагоге, где несколько пожилых евреев молились всю ночь, он принял участие в дискуссии о Божьих законах, как они и изложены в Книге Левит и Пятикнижии, и все эти люди спорили с еврейской обстоятельностью, словно завтра их ждал обыкновенный день.
Затем занялся рассвет, и Игал призвал всех занять свои боевые позиции. Для постороннего наблюдателя он этим ярким утром предстал бы всего лишь забавным невысоким человечком, обыкновенным евреем, возомнившим себя полководцем, но он вдохновлял своих людей, словно был Цезарем-триумфатором на Рейне. Когда римляне двинулись вперед, когда их огромные осадные машины, скрипя и стеная, всей своей мощью стали крушить стены, он носился с места на место, подбодряя своих воинов, как это, он видел, делал Иосиф, но к середине утра стены стали рушиться. Евреи ничего не могли противопоставить всесокрушающей силе римлян, и к середине дня штурмовой легион занял город.
Еще в начале дня Веспасиан отдал приказ, о котором не раз сожалел в те последующие годы, когда, став императором, понял ту ответственность, которую влекут за собой непродуманные приказы. Он приказал распять Игала и его жену Берурию. За стены города, на край той оливковой рощи, где работал этот маленький еврей, доставили два высоких столба. К ним наспех прибили перекладины и приготовили восемь длинных гвоздей. Игала и Берурию разложили на крестах и пригвоздили им руки и ноги длинными штырями. Затем кресты вознеслись в воздухе, но прежде, чем повисшие на них тела двух евреев были пронзены копьями и окончательно истекли кровью, перед ними развернулась сцена, полная ужаса.
К подножию крестов были согнаны девятьсот оставшихся в живых евреев, и, пока Игал и Берурия, страдая от невыносимых мук, сверху смотрели на них, безжалостные судьи из римлян выносили приговоры «Этот нам не нужен!», и на старого еврея или еврейку обрушивался смертельный удар меча. Таким образом избавились от четырехсот человек, после чего два. инженера холодно оценили мужчин помоложе, прикидывая, смогут ли они вынести работу по рытью судоходного канала, который Нерон приказал проложить через Коринфский перешеек. Опытным глазом они оценивали даже намек на инвалидность: «У этого ранена рука». И меч резкими ударами отсекал и обе руки, и голову, но часть евреев покрепче осталась в живых – их ждала отправка на перешеек. Затем, чтобы оценить женщин, появились безжалостные торговцы рабами, которые сопровождали все римские армии. Они нашли лишь нескольких женщин, достойных того, чтобы на них тратиться, а более чем триста отвергнутых были перебиты за несколько минут. Наконец перед работорговцами предстали дети, и всех младше восьми лет безоговорочно перебили, ибо было известно, что они редко выживают в лагерях рабов. Мальчика постарше с заячьей губой, хромую девочку постигла та же участь, но тех, кто мог принести хороший доход, загнали в огромные железные клетки для доставки на рабский рынок на Родосе.
– О Господь, обереги их! – простонал Игал перед тем, как «увидел сцену, полную невыразимого ужаса – Веспасиан специально организовал ее для человека, который обливал кипящим оливковым маслом его римлян. Вперед к подножию распятий вывели семнадцать членов семьи Игала. Троих старших сыновей зарубили на месте, пока их мать кричала в муках. Затем зарезали их жен.
Одного за другим к подножию распятия Игала подводили одиннадцать внуков и внучек, где римляне протыкали их мечами. Восемь, девять, десять – все они были убиты. Последним был малыш, который не понимал, что происходит. Подойдя сзади, два солдаты разрубили его на бесформенные куски.
Семнадцать трупов были свалены в кучу. Генерал Веспасиан, подбоченившись, подошел к ней и крикнул своему противнику:
– Смотри, давильщик оливок, какая судьба постигает тех, кто сопротивляется Риму!
Тело Игала терзала невыносимая боль, и все же он нашел в себе силы ответить:
– Но сопротивление продолжится.
Римский генерал с бычьей шеей с удивлением и презрением посмотрел на свою изуродованную жертву и резко отошел, чтобы проследить за окончательным уничтожением города.
И только тогда солдаты с длинными копьями получили разрешение пронзить живот Игала и шею Берурии. Не подлежало сомнению, что она умрет первой, но она успела с любовью посмотреть на своего изуродованного, залитого рвотой мужа. Ее губы шевельнулись, но не издали ни звука, и, пока двое еврейских мучеников пытались разглядеть друга в слепящем солнечном свете, она издала последний вздох. Игал, глядя на нее, прошептал:
– Много было жен добродетельных, но ты превзошла всех их.
Он отвернул голову от зрелища бойни, чтобы еще раз бросить взгляд на тот маленький город, где был так счастлив. Стены обрушились, и город был объят пламенем.
Глава десятая
Уровень VII
Закон



Насколько нам известно, Иисус Христос родился летом 6 года до нашей эры незадолго до смерти царя Ирода Великого. Ранние годы своей жизни он провел в Назарете, всего в шестнадцати милях к югу от Макора. На берегах моря Галилейского, что лежало не далее чем в восемнадцати милях восточнее, он и вершил свою главную духовную миссию, которая длилась год и девять месяцев. Он никогда не бывал в Макоре и примерно 7 апреля 30 года был распят по приказу Понтия Пилата, римского прокуратора Иудеи.
В том, что город понятия не имел о Его распятии на холме под Иерусалимом, не было ничего странного, потому что такая казнь была рядовым событием. Один из царей иудейских как-то за один день распял восемьсот таких личностей, когда пил со своими наложницами на платформе, воздвигнутой в самом центре Иерусалима, – и его гости получили приглашение посмотреть это зрелище. В последние годы своего царствования Ирод распял множество евреев, да и римские чиновники рангом пониже с пугающей частотой пользовались этим видом наказания. Кроме того, такой пограничный город, как Макор, основные контакты поддерживал не с Иерусалимом или Назаретом и не с поселениями на берегах моря Галилейского; он был близок к Птолемаиде, этому соседнему порту, который практически постоянно находился в руках чужеземцев, исповедовавших какую-нибудь экзотическую религию. Так, когда Макор был египетским городом, Акка принадлежала Морскому Народу. Когда Макор стал частью царства Давида, Акко был финикийским городом. Когда Макором управлял Ирод, в Птолемаиде властвовала Клеопатра. А во времена Христа, когда на Макор распространялась власть прокуратора Иудеи, Птолемаида принадлежала каким-то римским марионеткам, управлявшим Сирией. Макор должны были беспокоить события в Птолемаиде, а не в Иерусалиме.
И все же именно из Птолемаиды, этого древнего, древнего морского порта, куда приходили триремы из Афин и Тира, до Макора наконец дошли известия об Иисусе Христе. Весной 59 года, когда распятый пророк был начисто забыт даже в тех местах, где его хорошо знали, из Путеоли и Пирея пришло римское судно с грузом кукурузы и бросило якорь в рыбной гавани Тира, где капитан согласился отвести место на палубе