— Да, так оно и есть.
— И ты хочешь, чтобы я её отыскал?
— Да.
— Но я, хоть и не у дел сейчас, не могу соглашаться на всё подряд. Ты ведь, наверное, это понимаешь?
Курисака хотел было ответить, но передумал и просто кивнул.
— Давай ты мне попробуешь рассказать, что там у вас произошло. Я ещё не решил, возьмусь ли за это дело, но нельзя же просто так отпустить тебя, не выслушав. Дело то непростое! Согласен?
— Да.
Видно, Курисаке всё-таки очень хотелось с кем-нибудь поделиться: он согласился без колебаний.
— Хорошо. Тогда, прежде чем мы начнём, будь добр, достань бумагу и ручку вон из того ящика. Ага, там. Спасибо.
Это была обычная писчая бумага, которую Сатору использовал для черновиков по математике. А на шариковой ручке виднелась торговая марка канцелярского магазина, — похоже, это был подарок фирмы.
— С чего же мне начать, даже не знаю…
Странно, но, когда от тебя ждут объяснений, рассказывать почему-то становится труднее. Курисака явно растерялся.
— Ну, давай я тебя буду спрашивать, а ты отвечай. Как её зовут?
— Сёко Сэкинэ.
Хомма дал ручку Курисаке, чтобы тот написал имя иероглифами.
— Возраст?
— В этом году будет двадцать восемь.
— Служебный роман, значит?
— Нет, она работает в фирме моего клиента. Вернее, работала. С тех пор как Сёко исчезла, она и на работе не появлялась.
— А что это за фирма?
— «Офисное оборудование Имаи». Они занимаются оптовой продажей кассовых аппаратов. В последнее время стали сдавать в аренду, оргтехнику для офисов. Вообще-то, фирма малюсенькая — у них и сотрудников было всего двое.
— И она, значит, была одной из этих двоих. Вы давно познакомились?
Тут Курисака впервые задумался:
— Ну… Это было в позапрошлом году, то есть был второй год эры Хэйсэй. Да, точно, в октябре. Или нет, кажется, в сентябре, накануне осенних каникул. У нас с ней тогда было первое свидание.
Хомма записал себе: «1990 год, сентябрь». С тех пор как началось правление нового императора, а с ним — и эра Хэйсэй, он специально стал использовать европейское летосчисление.
На календаре двадцатое января 1992 года, — значит, с момента знакомства прошёл год и примерно четыре месяца. Не поспешили ли они с женитьбой? Хотя, в принципе, для такого рода отношений стандартный отрезок времени.
— И у вас уже состоялась помолвка, верно?
— Да, в прошлом году, в Рождественскую ночь.
Хомма невольно заулыбался: надо же, как романтично!
— Это была официальная помолвка, с обменом подарками?
Курисака замялся:
— Нет, мы только друг другу дали обещание. Но кольцо я ей подарил.
Хомма продолжал писать, лишь мельком взглянув на молодого человека.
— Родители были против?
Курисака вяло кивнул.
— Твои родители? Или её?
— Мои, Сёко ведь круглая сирота.
— Да что ты!..
Ещё такая молодая, всего двадцать восемь лет, а уже..
Такое редко случается.
— Она была единственным ребёнком в семье. Когда училась ещё в начальной школе, умер отец. У него была какая-то болезнь, но она про это никогда подробно не рассказывала, говорила, что ей трудно об этом вспоминать.
А года два тому назад не стало и матери.
— Тоже болезнь?
— Нет, вроде бы авария.
«Родители погибли», — написал Хомма под именем Сёко Сэкинэ.
— Значит, она жила одна?
— Да. Квартира была в районе Сугинами, в квартале Хонан.
— А родом она откуда? Ты её спрашивал?
— Вроде бы из Уцуномии. Но я уже говорил, отец у неё умер, когда она была ещё совсем маленькая, так что она росла в бедности, родня не помогала… В общем, у Сёко никаких хороших воспоминаний с этим местом не связано. Она говорила, что ни за что бы туда не вернулась, и почти никогда не рассказывала об Уцуномии.
— Ну а хоть с какими-то родственниками у неё сохранились связи?
— Нет, что вы! Она одна-одинёшенька, моя Сёко.
Её имя и то, что она «одна-одинёшенька», он произнёс с каким-то нажимом. Как будто исподволь настаивал на том, что он — её единственная опора.
— Ты знаешь подробности её биографии?
Лицо молодого человека стало неуверенным.
— Я только знаю, что она закончила местную школу в Уцуномии, а потом сразу перебралась в столицу… Когда встречаешься с девушкой, разве думаешь о том, какое у неё образование, или о том, где она раньше работала? — добавил он, словно оправдываясь.
— Разве? — серьёзно переспросил его Хомма. — По-моему, наоборот, слукавишь, если скажешь, что для тебя это ничего не значит.
Теперь Хомма начал припоминать. Всё же Тидзуко нет-нет да и рассказывала кое-что. Кажется, в семье двоюродного брата Тидзуко очень уж носились со своей принадлежностью к элите и всегда слишком много внимания уделяли разным послужным спискам да аттестатам. Даже среди родственников они этим выделялись. Когда Тидзуко выходила замуж за Хомму, ей тоже изрядно досталось. Мол, с полицейскими известное дело: если не карьерист, то никакого будущего.
Сам же этот двоюродный брат закончил престижный университет, устроился на работу в солидную фирму, затем благодаря покровительству начальства женился на дочери члена правления партнёрского предприятия. Хомме такие пройдохи всегда были не по нраву, но то, что у них есть своя логика, он отрицать не мог. Наверное, и жена у этого двоюродного так же смотрит на жизнь. А Курисака — их сын. Скорее всего, это на него повлияло.
Хомма не сводил глаз с молодого человека, отчего тому, видно, стало не по себе: он опустил глаза, взяв в руки кофейную чашку. Кофе уже совсем остыл, и на поверхности появилась тонкая молочная пенка.
— Я мнения родителей не разделяю. — Он поставил чашку обратно и сердито продолжил: — Если у женщины хороший характер и я для себя решил, что могу создать с ней семью, то такие пустяки, как образование или место работы, не имеют для меня никакого значения.
— Это отнюдь не пустяки, — спокойно возразил Хомма. — Ты погорячился. Так думать — тоже заблуждение, только иного рода.
Бормотания радио было больше не слышно. Видно, Сатору вышел из ванной. В тишине голос Хоммы разносился особенно звучно.
— Выходит, твои родители считали, что Сёко тебе не пара.
