Пока Канаэ расправляла пластиковую шапочку, которую собиралась надеть на клиентку, старушка повернула голову и посмотрела на Хомму. Тот поклонился.
— Супруг хозяйки? — Вопрос был обращён к Канаэ.
— Нет, этот господин приехал из Токио.
— Да что вы! А я думала, что бывший муж хозяйки вернулся.
Таким образом, стало ясно, что владелице салона довелось пережить развод.
— А зачем он сюда из Токио приехал? — Старушка продолжала задавать вопросы не Хомме, а Канаэ.
Канаэ чуть наклонила голову клиентки и натянула на неё полиэтиленовый колпак:
— Господин приехал, чтобы поговорить со мной… Если будет горячо, скажите.
Последняя реплика была произнесена, когда Канаэ надевала на голову клиентки очередное парикмахерское приспособление — не котелок, другое. Когда она нажала кнопку, загорелась красная лампочка и послышалось гудение.
Включив таймер, который стоял на тележке с инструментами, Канаэ с облегчением отошла от клиентки и направилась в сторону Хоммы. Тяжело опустившись на стул женщина вынула из кармана фартука пачку сигарет «Кастер майлд», щёлкнула дешёвенькой зажигалкой за сто иен и сделала глубокую затяжку. На лице было написано, что ради этого удовольствия она здесь и работает.
— Если уж вы хотите выяснить, какого поведения была барышня Сэкинэ, — она слегка понизила голос, — вам лучше не соседей вроде меня расспрашивать, а сходить в школу.
— В школу?
— Да. Тётушка Сэкинэ ведь работала в столовой здешней начальной школы. В эту школу и барышня когда-то ходила.
— Ну, если даже мне и расскажут, какой она была в младших классах, — что это даст?
— Думаете? Но ведь тётушка наверняка нет-нет, да и жаловалась на дочку тем, с кем вместе работала, ведь так?
В глазах Канаэ снова загорелся злобный огонёк, который вспыхнул, едва речь зашла о долгах Сёко. Хоть её совершенно не касались отношения Сёко с племянником Хоммы, разговор этот вызывал у неё досаду. Похоже, что она изо всех сил пыталась довести до сведения Хоммы изъяны невесты. Тем паче, что речь шла о женщине из бара, наделавшей долгов и причинившей немало горя собственной матери.
— К тому же полно её бывших одноклассников по средней и старшей школе, которые так здесь и живут, — Канаэ продолжала, словно игнорируя подозрения Хоммы. — Имён-то я не знаю, ведь дочка тётушки Сэкинэ гораздо младше меня. Может, вам их поспрашивать? У них же бывают встречи одноклассников.
— Вы не знаете, с кем Сёко была особенно близка?
Женщина в раздумье наклонила голову: мол, дайте-ка вспомнить…
— Не осталось ли здесь подруг её детства, таких, чтобы жили рядом и ходили к вам в парикмахерскую?
Канаэ громко обратилась к старушке, сидящей под струёй горячего воздуха:
— Вы помните тётушку Сэкинэ, которая жила под нами?
Клиентка ответила так же громко, глядя прямо перед собой, поскольку головой вертеть она не могла:
— Это та, что разбилась насмерть, свалившись с лестницы?
— Да-да, она. У неё ведь была дочь, помните? Ей лет двадцать пять или двадцать шесть сейчас.
— В этом году исполнилось двадцать восемь, — поправил Хомма.
Чувствовалось, что Канаэ это поразило.
— Кошмар, неужели уже двадцать восемь? Слышите, что он сказал? Госпожа, вы как думаете, если ей двадцать восемь, то с кем она в школе училась?
Старушка широко зевнула. У неё был такой сонный вид, что даже глаза заволокло слезами. Пригрелась, наверное. «Тут толку не добьёшься», — подумал Хомма.
Однако она ответила:
— На похоронах-то был Тамоцу-сан, сын Хонды.
— Ах Тамоцу-тян? Так это он — тот парнишка?
— Ну конечно! А вы и забыли? Ведь его мамаша у вас причёску делала для поминок.
Канаэ засмеялась:
— Вот оно что!
Стало быть, Тамоцу Хонда. Выяснив это имя, а также то, что этот человек работает в авторемонтной мастерской «Хонда моторс», принадлежащей отцу, Хомма поднялся, чтобы уйти:
— У меня к вам ещё одна просьба.
— Что такое?
Хомма вынул из кармана фотографию лже-Сёко:
— Вам не попадалась на глаза эта женщина? Может, она навещала Тосико Сэкинэ или приезжала вместе с её дочерью?
Канаэ взяла фотографию в руки и показала старушке.
— Нет, не видала, — покачала головой клиентка. — А что, эта женщина что-то натворила?
— Я по некоторым причинам не могу сообщить вам подробности, но, вообще-то, нет, ничего особенного.
Эти слова лишь подогрели любопытство Канаэ, и она снова принялась разглядывать фото.
— А вы не будете возражать, если я эту фотографию подержу у себя? — Она вдруг заговорила очень вежливо. — Попробую кое-кому её показать. Я вам её непременно верну, а если что-то узнаю — позвоню.
Свою визитку с домашним адресом Хомма уже вручил Канаэ в самом начале визита, а копии фотографии «Сёко» у него на такой случай были заготовлены, поэтому он сказал:
— Очень хорошо, прошу вас так и сделать.
Когда Хомма уже взял в руки пальто и направился к выходу, Канаэ его окликнула вдогонку:
— А этот жених барышни Сэкинэ — он кто?
— Я же говорю — мой племянник-простофиля.
— Да нет, где он работает?
Хомма немного замешкался, но всё-таки ответил:
— В банке.
Канаэ и старушка-клиентка поймали в зеркале взгляды друг друга и понимающе кивнули. Канаэ всё же высказалась:
— Может, всё-таки лучше не спешить с этим браком…
В ней говорили чувства матери, снабжающей своих малышей «свистком для самообороны», а также чувства жены, уставшей от жизни с игроком. Обе эти роли вынуждали её смотреть с осуждением на Сёко Сэкинэ, которая покинула родные места, уехала в Токио, работала в ночных заведениях, набрала долгов и связалась со ссудными кассами.
— Я постараюсь убедить его, чтобы он хорошенько подумал, — Хомма сказал это из чувства признательности за то, что ему столько всего рассказали.
Канаэ улыбалась, она была довольна.
На этот раз дверь парикмахерского салона закрылась за ним бесшумно. Выйдя, Хомма вздохнул с облегчением.
— Тамоцу-тян, к тебе гость! — громко крикнул куда-то вглубь мастерской механик средних лет в испачканном моторным маслом комбинезоне.
На зов поднял голову молодой парень, который вместе с подростком-старшеклассником склонился над 50-кубиковым мотоциклом, прислонённым к оцинкованной переборке. Он был небольшого роста, но крепко сбит, в лице привлекал взгляд упрямый, выдающийся вперёд подбородок. Волосы были сбриты, и, когда он приблизился, на висках стали заметны капельки пота.
