Крысиный король угнездился среди мешков и завернулся в плащ.
– Теперь легче? – спросил он.
Сол кивнул. Впервые с момента внезапного освобождения он успокоился. Почувствовал, как желудочный сок внутри принимается за работу, расщепляя съеденную сгнившую пищу. Ощутил хаотичное движение молекул в кишках, несших чужую энергию, взятую от остатков чужих ужинов и завтраков. Он изменился изнутри.
«Моя мать была похожа на эту тварь, – говорил он себе, – это вечно скрывающееся существо. Моя мать была похожа на этого остролицего бродягу, наделенного магической силой. Моя мать была духом, и, кажется, грязным духом. Моя мать была крысой».
– Знаешь, назад пути нет. – Крысиный король посмотрел на Сола из-под опущенных век.
Некоторое время Сол всматривался в его лицо, пытаясь угадать, о чем он думает. Лицо Крысиного короля никогда не оказывалось на свету – независимо от того, где и в каком положении тот находился. Сол взглянул еще раз, но его глаза так и не нашли ответа.
– Знаю.
– Они думают, что ты прикончил папашу, и за это прикончат тебя. А теперь, когда ты слился прямо у них из-под носа, они вообще пустят твои кишки на шнурки.
Жизнь стала опасной. Сол почувствовал, как город разверзается перед ним, бесконечно огромный, гораздо обширнее, чем он представлял себе раньше, непостижимый и ускользающий.
– Да... – сказал медленно Сол.
«Так что такое Лондон? – подумал он. – Если ты не можешь быть тем, кто ты есть, то что такое Лондон? Что это за мир? Все, что я знал о нем раньше, неправда. А правда ли, что под мостами в парках прячутся оборотни и тролли? И где границы этого мира?»
– Да... и что теперь делать?
– Значит, так: раз ты решил не возвращаться, перед тобой открываются огромные возможности. Я научу тебя быть крысой. Это очень много, сынок. Затаи дыхание и хорошенько сожмись, застынь, как статуя... ты невидим. Двигайся всегда правильно, легко, на цыпочках, не издавай ни звука. Делай все, как я. Если не касаться ни верхней, ни нижней границы дозволенного – тебе нечего бояться.
Больше не имело значения, что он чего-то недопонимает. Невероятно, но слова Короля унесли прочь все тревоги. Сол почувствовал, как становится сильнее. Раскрыл руки, почти смеясь.
– Кажется, я что-то могу, – сказал он в ошеломлении.
– Можешь, сынок. Ты же крысеныш. Тебе надо только усвоить некоторые хитрости. Зубки твои мы заточим. Вместе мы – сила! Мы должны отвоевать свое королевство!
Сол поднялся и стоял, вглядываясь в даль улицы. Услышав последние слова Крысиного короля, он медленно повернулся и уставился на жилистую фигуру, закутанную в черный пластик.
– Отвоевать? – оторопело спросил он. – У кого?
Крысиный король покачал головой.
– Пришло время, – сказал он, – открыть тебе глаза. Ненавижу ссать на мертвецов, но кое о чем ты забыл. Ты оказался в другом мире, потому что твой старик сиганул ласточкой с шестого этажа.
Крысиный король словно не замечал в беспечности, как наполнился ужасом взгляд Сола.
– Но он, старый скряга, сделал это вместо тебя. Кто-то пришел к вам в дом по твою душу, парень, и глупо об этом забывать.
Часть вторая
Новый город
Глава 5
Фабиан пытался дозвониться Наташе, но никак не мог пробиться – она сняла трубку с телефона. Новость о гибели отца Сола распространялась среди друзей, как вирус, но Наташин иммунитет оказался сильнее, чем у всех остальных, – она узнала о случившемся последней.
Только перевалило за полдень. Солнце было ярким, но холодным, как снег. Звуки Лэдброук-Гроув пробивались через задние дворы в квартиру на втором этаже дома по Бассет-роуд. Они проникали в окна, и гостиную заполняли лай собак, крики газетчиков, гудки автомобилей. Звуки были еле слышными, такими слабыми, что если не прислушиваться, то можно было подумать, что в городе стоит тишина.
В квартире перед клавиатурой неподвижно стояла девушка – маленького роста, с длинными темными волосами. Темные брови, смыкающиеся над восточным носом, придавали строгость ее бледному, болезненно-желтоватому лицу. Ее звали Наташа Караджан.
Наташа стояла с закрытыми глазами, улавливая звуки улицы. Наконец протянула руку и включила сэмплер. Ожившие динамики отозвались монотонным тяжелым гулом. Она пробежала руками по клавишам и передвинула курсор. Снова постояла неподвижно минуту-другую. Даже наедине с собой она чувствовала неловкость. Наташа редко позволяла окружающим наблюдать, как она творит музыку. Боялась, что ее молчаливые приготовления с закрытыми глазами могут принять за самовлюбленность.
Наташа нажала несколько кнопок, снова передвинула курсор, и на жидкокристаллическом дисплее появилась ее музыкальная добыча. Потом выбрала из своей потрясающей цифровой копилки полюбившуюся басовую линию и перенесла ее в рабочую зону. Она стащила ее из забытой реггей-песни, засэмплировала, сохранила и теперь извлекла, закольцевала и дала новую жизнь. Оживленный таким образом звук пробежал по внутренностям машины, устремился по проводам к огромной черной стереосистеме у стены и вырвался из мощных динамиков.
Звук заполнил комнату.
Бас оказался в ловушке. Он почти дошел до крещендо, в шквале струнных нарастало ожидание, которое