тормоза.
Небо над Нью-Кробюзоном блестело, как намасленное. Или как сгусток плазмы. Тварь, казалось, не знала, какой выбрать размер: сначала сжалась до крошечной точки на солнце, потом в один страшный миг разрослась так, что город рядом с ней показался игрушечным, и над всеми его улицами раскрылся огромный глаз с радужкой в недобрых чужеродных переливах, который заглянул в каждый дом, в душу каждого, кто поднял голову к небу, — и люди завизжали от ужаса, а тварь исчезла.
Ори услыхал свой крик. Глаза болели, и он не сразу понял, что это от солнца, ведь он смотрел прямо на сияющий диск, который только что загораживала тварь. Весь день зеленые пятна плыли у него перед глазами — так сильно их обожгло.
В тот вечер в Дымной излучине начались бунты. Разъяренные рабочие с фабрик побежали к Кургану Святого Джаббера — громить за что-то милицейскую башню. Вероятно, за неумение защитить их от страшного всевидящего ока. Другие побежали на Ручейную сторону, где было хеприйское гетто, желая наказать чужаков, как будто это они наслали видение. Члены Союза, бывшие в толпе, охрипли, доказывая рабочим их очевидную глупость, по не смогли остановить вооруженное меньшинство, жаждущее покарать ксениев.
Слухи распространялись быстро, и Ори узнавал о новых нападениях, когда те были еще в разгаре. Так, всего лишь через несколько минут после события он узнал, что милицейскую башню окружает плотное кольцо защитников, что наготове стояли заградители, что против мятежников брошены эти медузоподобные твари.
Ори испугался за хепри из гетто.
— Мы должны пойти туда, — сказал он.
И пока он и его товарищи скрывали лица и прятали под одежду стволы, Ори заметил холодное недоумение на лице Барона. Он понимал: Барон идет на Ручейную сторону не потому, что его волнует судьба тамошних хепри, а потому, что организация, в которую он вступил, приняла такое решение.
— Торо нас найдет, — сказал Ори.
Экспроприированный экипаж промчал их через Эховую трясину, нырнул под колоссальные ребра Костяного города, вылетел на мост Данечи, миновал Барсучью топь, а в небе повсюду торчали черные дирижабли, освещенные огнями гондол. На улицах было полно милиции: особые команды со щитами, в зеркальных масках, с заговоренными дубинками и мушкетонами для разгона толпы. Енох хлестнул птероптиц. Мимо пронеслись окраины Ворона, где люди толпами бегали от одной развороченной витрины к другой, таща мануфактуру, консервы и аптекарские снадобья.
Несколькими улицами дальше мрачным осколком, который тянули в семь разных сторон линии надземки, над крышами вздымался Штырь, откуда правила милиция. А рядом, то пропадая из виду, то возникая вновь, маячил купол невероятного колосса — Вокзала потерянных снов.
Экипаж рванул под арки Южной, затем Сточной линий, вслед ему заливались милицейские свистки. «Слепые идиоты, — думал Ори о людях, которые выплеснулись на улицу. — Драться с хепри, надо же такое придумать. Вот почему Мы Должны скорее вас разбудить». Он проверил оружие.
Когда они прибыли, первая и самая страшная волна насилия уже схлынула, но в гетто все еще было неспокойно. Улицы, по которым они шли, были освещены кострами из горящего мусора. Сто лет назад на Речной стороне строили люди и для людей, строили из барахла, как попало, и потому дома клонились друг к другу, как больные. Их укрепляли воском и биссусом, которые выделяли хеприйские домашние черви, колоссальные и веретенообразные, прирученные специально для строительства жилищ. Ори с друзьям и шли между домов, едва различимых под слоем застывшей слюны, которая отливала жирным желтым блеском в свете факелов.
На безымянной площади творился последний разбой. Милиционеров, разумеется, видно не было: защита хепри не входила в их повестку дня.
Двадцать или тридцать людей атаковали храм. Фигура Грозной Гнездовой Матери, украшавшая некогда вход в здание, валялась на земле, разбитая вдребезги. Это была жалкая ремесленная поделка: громадной мраморной женщине, украденной или купленной по дешевке, спилили голову, а на ее место прикрепили болтами сваренного из кусков проволоки жука-скарабея. Теперь от этого символа бедности и пламенной веры остались одни осколки.
Нападающие выламывали дверь. Из окон второго этажа за ними наблюдали осажденные, чьи глаза насекомых не выдавали никаких эмоций.
— Дикобразы, — сказал Ори.
Почти все люди были одеты в боевую форму партии Новых Дикобразов: темные деловые костюмы с закатанными брюками и шляпы-котелки — на стальной подкладке, как было известно Ори. Вооружены они были бритвами и цепями. У некоторых были пистолеты.
— Дикобразы.
Барон перешел в атаку. Первый же его выстрел пробил стальную подкладку в шляпе одного из нападающих, превратив ее в корону из фетра, крови и металла. Дикобразы замерли и уставились на него.
«Господи, выберемся ли мы отсюда?» — подумал Ори, перемещаясь на указанное ему место: там имелось ненадежное прикрытие — выступ стены. Сняв выстрелом одного противника, он присел на корточки за камнем, по которому яростно застучали пули.
Полминуты тороанцы ощущали себя загнанными в угол, и это было страшно. Ори видел суровое лицо Барона, видел, где укрылись Руби и Уллиам. Лицо переделанного было искажено мукой; Руби шептала ему на ухо, командуя, куда стрелять. Некоторые из Дикобразов разбежались, но самые отчаянные сбились в кучу, и те, у кого были пистолеты, прикрывали тех, у кого их не было.
А потом, когда Ори готовился подстрелить надвигавшегося на него плотного Дикобраза, чей костюм явно был ему тесен, раздался жуткий треск, и в воздухе между Ори и ошалевшим от неожиданности его противником что-то возникло. Поверхность предметов будто натянулась, ткань мира выгнулась в двух близлежащих точках, искажая свет и звук, дефект превратился в трещину, и через этот разрыв реальность выплюнула Торо.
Прорыв тут же затянулся. Торо взревел. Присев и выставив вперед рога, он сделал прыжок в несколько футов и, ко всеобщему изумлению, оказался прямо перед толстым Дикобразом, чья полицейская дубинка разбилась о темные лучи, которые выходили из рогов Торо и непонятным образом поглощали свет. В следующий миг оба рога насквозь пронзили толстяка, который раскрыл рот, выблевал струйку крови и рухнул, словно туша, соскользнувшая с крюка.
Торо снова взревел и тем же странным бодливым движением, словно идя на поводу у источавших тьму рогов, подскочил к другому человеку и пронзил его, и во мраке ночи всем показалось, будто рога впитывают кровь. Ори был поражен. Пуля одного Дикобраза пробила полупрозрачные покровы тьмы, выступила кровь, и Торо опустил голову, отшатнулся, но тут же выпрямился и боднул воздух, отчего стрелок отлетел на несколько шагов и растянулся на земле.
Но хотя Торо быстро вывел из строя троих, численное преимущество все равно было на стороне Дикобразов, которых к тому же подогревала злость на предателей своей расы. Словно танцуя, они уворачивались от рогов. Иные, правда, делали это весьма неуклюже, зато некоторые оказались превосходными кулачными бойцами и стрелками. «Не вызволить нам этих хепри», — подумал Ори.
Послышался быстрый топот многих ног, и Ори отчаялся, решив, что это новый отряд уличных бойцов бежит на помощь товарищам. Но Дикобразы уже отступали, а увидев, кто идет, и вовсе обратились в бегство.
Появились какты — мужчины и женщины; хепри, державшие жалометы — коробка и два стремительно вылетающих провода с шипами на концах; хриплоголосые, по-лягушачьи подпрыгивающие водяные. Один ллогрис с тремя ножами. Больше десятка представителей различных нечеловеческих рас явились сюда, проявив удивительную солидарность. Командовала ими полная женщина-какт.
— Скабеис, Анна, — крикнула она, указывая на убегающих Дикобразов. — Чеж, Силур! — Она ткнула в сторону храма, и пестрая ксенийская армия затопила площадь.
Ори онемел. Дикобразы отстреливались, но бежали.
— Кто вы, черт побери, такие? — крикнул кто-то из тороанцев.
