Спиральный Джейкобс шел сквозь хаос, укрытый безумием, как щитом. Он останавливался, рисовал свои знаки, снова шел, останавливался, рисовал, шел по ощетинившейся шпилями старинной громаде моста Набоба, через Кинкен, обитель хеприйских богачей, аристократов и нуворишей, по площади Статуй, где стояли вылепленные из слюны фигуры причудливых божеств. Обрывки хеприйских Разговоров накатывали волнами, наполняя воздух острым запахом химикатов.
Спиральный Джейкобс шел по узким улицам Старого Города, древнейшего из районов Нью- Кробюзона, изогнувшегося подковой меж топкими берегами двух рек, которые находились теперь в пределах мегаполиса. Все так же шаркая, бормоча себе под нос и рисуя спиральки на темных кирпичных стенах, он миновал Шек, район бакалейщиков и оплот Дикобразов. Ори вошел в Шек с опаской, но увидел не уличных бойцов в котелках, а нервных пузатых мужиков из комитета защиты, до смерти гордившихся собственной смелостью. Оттуда они вышли на окраину Каминного вертела, где стояли проститутки, с любопытством глазевшие на Ори. Спиральный Джейкобс нарисовал завиток — как раз между окном борделя с вывеской, обещавшей необычайные удовольствия, и линялым плакатом радикальной группировки, пытавшейся привлечь в свои ряды женщин, «занятых», как витиевато выразился автор, «в нестандартной сфере обслуживания».
Ворон, торговый центр города, пустовал. Лишь немногие забирались сюда в столь позднее время. Джейкобс и Ори миновали пассажи — сквозные проходы в домах, с двух сторон застроенные магазинами. Витрины пестрели мещанскими безделушками. Пассажи были украшены внутри причудливыми узорами из железных завитушек, которые старик ощупал с явным одобрением.
Потом Ори остановился, а Джейкобс пошел один к темному, в золотистых пятнах света сердцу Нью- Кробюзона. Замок, фабрика, город башен — так называли его одни; бог, сотворенный маньяком, помешавшемся на богостроительстве, утверждали другие. Это было не здание, но рукотворная гора, мешанина архитектурных стилей, дерзновенно соединенных в единое целое. Пять веток надземки выходили из пяти пастей этого чудовища, а может, наоборот, заканчивались в них, устремляясь внутрь, так что они, как хвосты крысиного короля, завязывались в узел и образовывали приютившее их здание. Вокзал потерянных снов. Нервный узел надземных дорог.
Спиральный Джейкобс вошел под арку рядом со Штырем, главной милицейской башней, и начал устраиваться на ночлег у порога храма из кирпича, бетона, дерева и металла, огромного и настолько заряженного электричеством, что он менял погоду вокруг себя и даже саму ночь.
Ори смотрел старику вслед. Вокзалу было все равно, что город кипит, что все уже не такое, как прежде. Ори повернулся к станции спиной, впервые за несколько часов обретя слух, и услышал звуки борьбы и треск пожаров.
ГЛАВА 22
«Общий сбор, — гласило послание. — Немедленно». Ори нашел его приколотым к своей двери.
Отсутствовали только Торо и Старая Вешалка. Барон объяснял план.
— Не больше недели, — говорил он. — Столько у нас времени. По данным Бертольда. Нужно соблюдать осторожность. Это, — он нарисовал мелом квадрат, — комната наверху. Они будут там. Запомните: нападения никто не ждет, но справиться с клипейцами не так просто. Каждый из вас получит точные инструкции. Понятно? Запомните, как будете входить, что делать и как выходить обратно. И — все меня слышат? — не вздумайте отступать от плана, что бы ни случилось. Все поняли? Каждый делает то, что ему велено, а об остальном позаботятся другие.
«Значит, мы только одна из ячеек? — подумал Ори. — И есть другие, о которых мы не знаем?» Его товарищи беспокойно завозились.
Барон рисовал на плане новые и новые линии, повторяя инструкции до тех пор, пока они не слились в подобие мантры. Он говорил монотонно, как автомат.
Принесли новое оружие — винтовки, мушкетоны, огнеметы. Ори смотрел, как его товарищи чистят и смазывают их. Было видно, у кого дрожат руки. У него не дрожали.
С бесстрастной милицейской деловитостью Барон учил их занимать позицию, закрепляться на взятой территории. Они повторяли свои роли снова и снова, как будто репетировали пьесу. «Подход, поворот, шаг, шаг, подъем, захват, два, три, два офицера, два, три, шаг, поворот, наклон». Ори твердил свою инструкцию про себя. «Неужели у нас получится?»
— Возьмем неожиданностью, — вещал Барон. — У нас есть одно мгновение, единственная щелочка, чтобы просочиться внутрь. Им нечем будет нас удержать. И все-таки, Ори… — Он наклонился к юноше и без тени юмора, даже самого черного, сказал: — Не все из нас оттуда выйдут. Некоторым придется умереть.
Барон не выглядел напуганным. Похоже, ему было все равно, выйдет он или нет.
«Значит, и ты почуял?» — подумал Ори, имея в виду свою обособленность внутри банды. Он будто висел на тоненьком стебельке, который мог неожиданно оборваться. Ори до сих пор ощущал себя там, на незнакомых ночных улицах, бредущим вслед за Джейкобсом: он прощально машет старику, который неустрашимо шагает через обезумевший, опасный, оскверненный город. Мысленно Ори был с ним.
Ори не волновался. И не боялся. Просто он перестал быть частью мира. За всем происходящим вокруг он наблюдал словно издалека. Даже нарастающие сомнения и те не трогали его.
Беспорядки продолжались. Глашатаи и мальчишки-газетчики неслись по теплеющей улице, далеко от своих обычных маршрутов, и выкрикивали газетные заголовки.
— Собрание в Собачьем болоте! — кричали они. — Парламенту предъявлены требования! Ксенийские банды! Союз подстрекает к мятежу!
Тороанцы сидели в доме, раньше принадлежавшем тем, кого пришлось убить. Они не обращали внимания ни на разносчиков новостей, ни на растущее возбуждение в городе.
Убираться давно перестали, комнаты сделались грязными и запущенными. Члены банды повесили на пояса кастеты; рога на них были заточены.
Судьи, даже верховные дожи, были гражданами города, такими же, как все: это подчеркивалось особо. Маски они носили только на работе, и то лишь ради анонимности правосудия. Поэтому любой дом в любой части города мог оказаться жилищем слуги закона. Дом на Плитняковом холме, по соседству с которым поселились члены банды, был элегантен, но ничем не примечателен.
Тем неуместнее выглядело прибытие большого количества гостей, собравшихся однажды ранним вечером, когда с юга доносилась стрельба: она стала в Нью-Кробюзоне настолько привычной и неотъемлемой от темноты, что милиционеры при ее звуках больше не бросались к своим дирижаблям. Поварам, горничным и лакеям дали выходной. Эти люди ничего не знали ни о профессии своего хозяина, ни о тех, кто ходит к нему в гости. Тем временем продолжали прибывать городские хлыщи и денди, одетые для спокойной домашней вечеринки. Явился даже один какт в шикарном костюме.
«Слуги, наверное, думают, что их хозяин устраивает оргии, — подумал Ори. — Что он интриган, греховодник и тайный наркоман». Гостями были милиционеры. Клипейцы. Они готовились к прибытию мэра.
Уллиам надел шлем, крепко затянул ремешок и вздохнул. Перед его глазами торчали два зеркала.
— Вот уж не думал, что придется надеть эту штуку снова, — сказал он.
— Я что-то не пойму, — приставал Енох к Ори. — Не пойму, как я оттуда выйду.
— Нох, ты же слышал, как он сказал: через окно в буфетной, в сад и прочь.
«Ты не выйдешь оттуда».
— Да, да, знаю, я знаю. Только… Да, все правильно.
«Ты не выйдешь оттуда».
— Ты знаешь, когда наступит твоя очередь, Ори, — сказал ему тогда Барон.
И Ори ждал. Прислонившись к потрескавшейся штукатурке, он упирался лбом в тонкие ребра досок.
