что-то говорил, но смысл его слов ускользал от Энн. Она никак не могла сосредоточиться. Он объявил, что заказал ужин в другом ресторане, более спокойном и располагавшем к серьезной беседе, упомянул какие-то незавершенные дела, но Энн слушала как во сне. Ее сознание начисто отказывалось принимать тот факт, что между ними что-то осталось незавершенным. Для нее между ними все было кончено. Умерло и похоронено.
Причем этот выбор она сделала не по своей воле. В том, что касалось их отношений, у нее вообще никогда не было выбора.
Лимузин остановился перед одним из закрытых ресторанов, который дозволялось посещать только членам клуба, причем каждая кандидатура желающих вступить в этот клуб придирчиво изучалась.
Вход в ресторан был невзрачным и скорее походил на дверь, ведущую в какой-нибудь склад. Однако за уродливыми бетонными стенами и мрачной стальной дверью оказалось помещение, кричащее роскошью. Зал был отделан в голубых и золотых тонах, а с потолка, покрытого лепниной в виде золотых листьев, свисали вычурные хрустальные люстры.
— Есть хочешь? — спросил Рубен, непринужденно кладя руку на талию молодой женщины.
Энн ощутила, как в ее теле напрягся каждый мускул, отзываясь на его прикосновение. Собственная реакция застала ее врасплох, и она невольно отпрянула. Этого еще не хватало! Она ведь не должна к нему ничего испытывать.
— Нет, — отрезала Энн.
Метрдотель вежливо приветствовал их и провел в кабинку, отделенную от общего зала тяжелыми шторами, которые, если их задернуть, создадут еще более интимную обстановку. Усевшись, Энн взмолилась про себя, чтобы шторы нельзя было задернуть. Пусть бы намертво оказались привязанными к стене золотыми шнурами с тяжелыми кистями. Пока Рубен заказывал напитки и закуски, Энн изо всех сил старалась дышать ровно. Унять дрожь ей никак не удавалось и даже пришлось спрятать на коленях трясущиеся руки.
— Улыбнись, — сказал Рубен, откидываясь па обитую плюшем спинку стула. — У тебя такой вид, словно тебя ведут на пытку.
— Так оно и есть. Для меня это действительно пытка.
— Да уж, далеко мы ушли от прошлого, — насмешливо заметил Рубен, пристально рассматривая бледное лицо Энн из-под полуопущенных ресниц. — А ведь было время, когда ты была готова отдать за меня жизнь.
И чуть не рассталась с жизнью, живя с тобой, мысленно прибавила Энн. Впрочем, вслух она этого говорить не стала. Рубен ведь ничего не знал ни о последней ночи, проведенной ею на Суэньо, ни о том, к чему привела ее дружба с его сестрой.
— Ты не можешь вот так запросто перевернуть мою жизнь, Рубен. Прошло три года — вернее, три с половиной, — с тех пор как мы были вместе. Я изменилась…
— Да, ты стала бунтаркой.
— Нет, я всего лишь повзрослела. И больше не стану подчиняться твоим приказам.
— А мне и не приходилось тебе ничего приказывать. Ты сама все делала для меня. — Его голос, смягченный легким испанским акцентом, подчеркнуто выделил слово «все». — Причем с большой готовностью.
Энн почувствовала комок в животе. Она не желала вспоминать о прошлом, тем более — об их отношениях.
— Рубен, я требую развода и завтра первым делом прямо с утра подам заявление. Уилл знает одного хорошего адвоката, и в конце концов мы с ним все же поженимся.
Рубен в ответ лишь фыркнул.
— Надеюсь, твой Уилл сумеет запастись терпением, потому что ждать ему придется ох как долго. Я буду цепляться за каждую юридическую уловку, чтобы помешать тебе. Вот увидишь.
Энн смотрела на него с таким ужасом, словно перед ней был сам дьявол во плоти.
— Но зачем? Что я тебе такого сделала?
Рубен обвел взглядом ее открытые плечи и скромное черное платье, серые глаза его зловеще блеснули.
— Ты нарушила данное мне слово.
Так вот оно что! Это самая обыкновенная месть! Рубен просто хочет причинить ей боль. Сердце Энн сжалось от страха, и она снова отчетливо представила себе, какая опасность грозит Стивену.
Официант принес изысканный салат из даров моря. Вообще-то Энн любила морепродукты, но сейчас ей кусок не лез в горло. Даже запах еды вызывал у нее отвращение. Рубен, как она заметила, тоже не притронулся к еде.
— Я думала, ты умираешь с голоду.
— Верно. Я жду, когда ты меня обслужишь.
Он что, вообразил себя восточным султаном? Ничего себе! — подумала Энн.
— Ты и сам можешь себя обслужить, сеньор Каррильо де Асеведа!
— С какой стати, если это твоя обязанность?
Энн могла лишь молча сверкать на него глазами. Его неторопливая уверенность, внушительная фигура, тонкие черты безупречно красивого лица — все это приводило ее в бешенство. Какого труда ей стоило уйти от него! Как разрывалось тогда ее сердце! И сколько времени ей потребовалось, чтобы все пережить и начать жизнь сначала. И вот теперь, когда она наконец готова снова выйти замуж, он вдруг взял и вернулся, чтобы еще раз все разрушить.
Этот человек был так обманчив. Он мог обезоружить ее одним взглядом своих спокойных серых глаз. Она любила его без памяти, но требовала от него того, чего он дать не мог. Энн поднялась на ноги, путаясь в длинной юбке. Однако рука Рубена метнулась вперед и, схватив ее за запястье, заставила вновь опуститься на стул.
— По-моему, я не разрешал тебе встать из-за стола. — Его глаза угрожающе блеснули, а вокруг властного рта обозначились зловещие складки.
— Я никогда не просила у тебя разрешения сделать что бы то ни было и не собираюсь просить в дальнейшем! — взорвалась Энн. Да кем он себя воображает! Она гордо откинула голову, но в глазах стояли предательские слезы. — Неужели мне когда-то казалось, что я в тебя влюблена? Не могу в это поверить! Какой же я была дурой!
— Тебе ничего не казалось. Ты меня действительно любила.
— Вот именно — любила, — горько отозвалась Энн. — В прошедшем времени. А теперь я испытываю к тебе одну лишь ненависть.
— Любовь, ненависть, какая разница? Для меня главное, чтобы ты была верна данным тобой обетам. — Рубен был внешне невозмутим, но Энн кожей чувствовала исходящие от него жаркие волны гнева. — Я понимаю, что, когда мы поженились, ты была еще слишком молода. Вот я и дал тебе время повзрослеть — целых три с половиной года. А теперь я приехал, чтобы забрать тебя домой.
— Суэньо не мой дом!
— Все это просто слова. — Рубен нетерпеливо прищелкнул пальцами. — И вообще, мне надоело с тобой спорить. Факт остается фактом: твое место в моем особняке, где ты будешь рожать мне детей.
— Этого никогда не будет!
— Ты думаешь, что будешь счастливее, выйдя замуж за своего жалкого бухгалтера? Я навел о нем справки. Он просто жалкий червяк — ни огня, ни изюминки…
— Зато я его люблю.
— Меня это не волнует. Ты его не получишь.
Да как он смеет! Энн затопила волна жаркого гнева. Не помня себя от ярости, она замахнулась на Рубена, но тот поймал ее руку на полпути.
— Ты что, с ума сошла?
Его пальцы стиснули тонкое запястье Энн, словно тисками, но та даже не почувствовала боли.
— Оставь Уилла в покое, — прошипела она сквозь зубы. — Он твоих злобных оценок не заслуживает.
— Зато ты заслуживаешь. Ты оскорбила меня и мою семью. У тебя были определенные обязанности
