Он опустил веки, скрывая выражение глаз.
— Ты не обязана оставаться у меня.
— Это я тоже понимаю.
Виктории показалось, что он пытается избавиться от нее, отослать домой, и это казалось ей странным. Он хотел ее и в то же время боролся с влечением. Почему? Возможно, под маской жесткости, если не жестокости, скрывался человек глубоко порядочный, даже старомодный в своих представлениях о том, как надлежит вести себя мужчине с женщиной.
Тогда жаль, что они встретились при таких неблагоприятных для развития их отношений обстоятельствах…
На мгновение Виктория преисполнилась нерешительности, но затем все же сделала то, что, как ей казалось, следовало сделать. Дотронулась до него, положила руки ему на грудь. Теперь только тонкая ткань рубашки оставалась препятствием между ее ладонями и его кожей.
Но противоречивые мысли продолжали одолевать девушку. Страх и желание… Неужели она должна так двойственно ощущать себя?
Мигель обнял ее.
— Холодно? — спросил он, когда она задрожала от его прикосновения.
— Нет. — Виктория чувствовала тепло его тела, силу его ног и бедер, напрягшуюся плоть. — Я волнуюсь.
— Волнуешься?
— Видишь ли, я… — Девушка запнулась, не зная, стоит ли говорить ему, что она несведуща в сексе. Она слышала, что мужчин отпугивает признание в невинности. Если она решилась провести именно с ним эту ночь, не стоит осложнять ситуацию. — Не обращай внимания. Все хорошо.
Мигель наклонился, его лицо оказалось рядом с ее. Он вдохнул нежный ванильный аромат кожи Виктории, прежде чем приникнуть губами к ее губам. Это было легкое прикосновение, но в нем ощущалось столько затаенного неистовства, что девушка испуганно отвернула голову.
Он запустил руку в ее волосы и повернул лицом к себе.
— У тебя сильно бьется сердце, — заметил Мигель, когда она спрятала свое пылающее лицо на его груди, пьянея от аромата мужской кожи, чувственно реагируя на тепло его тела.
— Это ты так меня возбуждаешь.
Он запрокинул ее голову и взглянул в глаза.
— Готов поспорить, ты говоришь это всем своим мужчинам.
— Нет. — Виктория попыталась улыбнуться, но не смогла. Вместо этого дотронулась пальцами до его лица.
Мигель вздрогнул, но не убрал ее руку. Тогда она, осмелев, медленно провела кончиками пальцев от его волевого подбородка до выступающей скулы. Легкая щетина приятно покалывала кожу.
— У тебя красивое лицо, — прошептала Виктория, закрыв глаза.
— Вполне обычное.
— В тебе нет ничего обычного.
Девушка почувствовала, что Мигель слегка улыбнулся, и, чуть откинув голову, удостоверилась, что оказалась права.
Но его улыбка угасла, когда их глаза встретились. Он снова наклонил голову и поцеловал ее. Как же ей нравился вкус его мягких, уверенных губ!
Дразнит, подумала Виктория, закрывая глаза. Дразнит меня этими теплыми мимолетными прикосновениями. Это был идеально соблазнительный поцелуй — как вдыхание аромата первоклассного красного вина перед тем, как сделать глоток, — подхлестывающий воображение, пробуждающий чувства. Сладкое и мучительное давление его губ, казалось, говорило, что поцелуй вовсе не поцелуй, а само удовольствие.
Затем Мигель положил руку на ее щеку, лаская пальцем кожу около губ, и горячее возбуждение затопило Викторию. Она таяла изнутри, грудь заныла, соски чувственно напряглись.
Ее реакция вдохновила его, и поцелуй изменился. Губы Мигеля стали твердыми, требовательными, берущими, смакующими. Когда ее рот приоткрылся, он обвел кончиком языка его контур, провел по чувствительной коже под нижней губой, затем по щеке.
Виктория задрожала, когда Мигель, накрыв ладонью ее упругую грудь, стал снова и снова ласкать пальцем ее сосок через одежду. Она так сильно хотела его, что страсть каким-то образом сделала ее более уверенной в себе.
Это правильно, подумала она. Таким и должен быть первый раз: мощным, чувственным, пылким.
Рука Мигеля оказалась под лифом ее платья, и он погладил ее живот. Виктория перевела дыхание — его ласки были не просто приятны. Упоительны.
Раньше она не могла понять, что значит это слово, хотя не раз встречала его в любовной поэзии и прозе. Теперь же, охваченная тихой радостью, осознала, что многое бы потеряла, если бы не испытала этих фантастических ощущений.
Когда Мигель приподнял край кружевного лифчика и дотронулся до ее обнаженной груди, девушка судорожно вздохнула и подумала, что сейчас просто растворится в его объятиях.
Никто еще так не прикасался к ней.
Никто не делал ее такой беспомощной и вожделеющей одновременно.
Виктория могла представить себе его руки на своем животе, бедрах. Возможно, будет больно, подумала она с гулко бьющимся сердцем. Но пусть это произойдет именно с ним. С таким чувственным и искусным любовником, как Мигель Виллас.
Внезапно он отпрянул, потом взял ее на руки и, принеся в спальню, усадил на край кровати. Виктория обхватала себя за плечи, ее голова кружилась.
Мигель возвышался над ней. И она видела легкий румянец на его смуглых скулах, блеск страсти в глазах. Его грудь высоко вздымалась, губы были плотно сжаты.
Но вдруг он порывисто наклонился вперед, запустил пальцы в ее волосы и поцеловал властно, сильно. У Виктории перехватило дыхание от такого демонстративного проявления чувств. Мигель словно давал понять, что отныне она всецело принадлежит только ему.
— Раздевайся! — хрипло произнес он, закончив поцелуй, и приподнял голову, царапая ее щеку своей щетиной.
От столь откровенного приказа Виктория затрепетала и вцепилась руками в шелковое покрывало на кровати. Она умудрилась забыть о его силе, о деспотичности, но достаточно было повелительного тона, чтобы Виктория осознала, что все это время находилась в его власти, что он ни на миг не терял контроля над ситуацией.
— Сейчас? — пролепетала она.
Мигель выпрямился и, в упор глядя на нее, сказал:
— Да.
Я хотела этого, напомнила себе Виктория. Я хотела узнать эту сторону жизни. Хотела познать могущество сил, бросающих людей в объятия друг друга.
С мечущимся, как пойманная обезьянка, сердцем Виктория поднялась, дрожащими руками расстегнула молнию на платье, все время ощущая на себе внимательный мужской взгляд. Затем, слегка поведя плечами, позволила ему медленно соскользнуть на пол.
Мигель не сказал ни слова. Не пошевелился.
Тогда, вне себя от смущения, Виктория переступила через платье и, подняв его, положила на кровать. На ней было черное кружевное белье, но она еще никогда не чувствовала себя более обнаженной.
Она взглянула на по-прежнему ничего не выражающее лицо Мигеля, и к ее глазам подступили слезы. Ну зачем она это делает? Что вообще она здесь забыла?
И все же Виктория знала ответ. Она отдавала Мигелю Вилласу то, что по праву принадлежало ее будущему мужу.
Но Виктория не позволяла себе думать об этом мифическом мужчине, потому что жутко сердилась на него. Неужели он всерьез рассчитывал, что может спокойно войти в ее жизнь, даже не спросив, хочет она этого или нет?
