Откровения людоеда

тому же, всегда нужно вернуться к комнатной температуре, прежде чем приступить к выпечке.

Булочка

1 ¹/₂ унции (40 грамм) свежих дрожжей

5 столовых ложек (75 миллилитров) молока

5 столовых ложек (75 миллилитров) воды

8 унций (225 грамм) отборной муки

1 ¹/2 фунта (750 грамм) непросеянной муки

1/2 унции (40 грамм) верескового меда

8 яиц, разбитых

¹/₂ чайной ложки (2.5 миллилитров) соли

14 унций (400 грамм) топленого масла

Сначала смешайте дрожжи с молоком и водой, затем размешайте в отборной муке до получения теста. Положите в глиняную тарелку, закройте влажной тканью и оставьте при комнатной температуре на 30 минут для брожения. Добавьте непросеянную муку, мед, яйца и соль, и месите до тех пор, пока тесто не станет мягким. Затем налейте топленое масло. Продолжайте месить тесто до тех пор, пока оно не станет явно светлым. Снова положите его в миску, накройте и оставьте подниматься. Все будет готово, когда тесто увеличится приблизительно вдвое и станет упругим на ощупь. Легонько помешайте его и разделите на четыре части. Положите в слегка смазанные маслом формы для выпечки, накройте и оставьте отстояться в теплое место. Затем положите в духовой шкаф, предварительно разогретый до температуры 220? по Цельсию/425? по Фаренгейту (отметка на шкале — 7), на 30 минут.

Поцелуй — это просто поцелуй

В тот день, когда я вытащил первую успешную партию булочек из духовки, я получил поцелуй в обе щеки в европейском стиле от Синьора Фалвио.

— Ты помнишь, что я говорить? Теперь ты понимать, как я прав? Ты думать… о, да…

— Да, я помню, Синьор Фалвио. Вы говорили, что научите меня, и сделали это.

Затеплившись смешной деланной ревностью, Мастер Эгберт тоже поцеловал меня — в губы — и хорошенько сдавил мою промежность своей ладонью.

— Знать чего, — прошептал в мое ухо Синьор Фалвио, когда Мастер, покачиваясь, ушел, — если бы el Maestro[46] не был бы el Maestro vero[47] я бы сказать, что он типа finocchio.[48] Понимать, о чем я? Приглядывай за своей bei culo, amico mio.[49] Следить за своей задница.

Увы, было немного поздновато для такого наивного напутствия, как это.

В кровати тем же вечером, прервав маленькую песенку после полового акта, которую он напевал сам себе, я спросил Мастера Эгберта:

— Вы меня любите?

Он немного нарочито поправил небольшую черную шапочку, которую иногда одевал, и которая теперь покоилась на его голове подобно короне.

— Конечно же, нет, — ответил он, от неожиданности даже перестав дышать на мгновение. — Почему я должен любить тебя, мой обожаемый мальчик? Это просто и исключительно вопрос похоти. Я страстно желаю интимной связи со всяким, кто имеет отличное тело, которого нет у меня; то есть — твой притягательный взгляд Диониса, твои бесконечно цветущие влажные вишневые губы, безупречная кожа, манящая мускулистость, твой спелый юный член. Я хочу тебя всего, но я не люблю тебя.

— Отлично.

— Что?

— Теперь мне гораздо легче попросить, — сказал я.

— Попросить о чем?

— Об услуге.

— Ох! О какой именно услуге?

— Я хочу пойти дальше, перейти к соусам.

— Ты так быстро устал от венских плетенок с инжиром и цикорием?

— Не совсем, Мастер. Я просто хочу пойти дальше.

— Синьор Фалвио был прав, — сказал он, и я заметил легкую дрожь в его голосе.

— Синьор Фалвио?

— Он самый. Он говорил мне, что тебе не достает терпения.

— Он всегда так говорит, — возразил я, — это ничего не значит.

— Возможно, и не значит. Посмотрим.

— Значит, вы согласны?

Мастер Эгберт издал тяжелый вздох, и огромная необъятность его объемов задрожала, словно покрытая трещинами земля после небольшого землетрясения.

— Разве я сказал, что согласен? — проворчал он.

Я спустился вниз между его ног.

— А что если я сделаю это? — сказал я.

— Ах — о нет, не останавливайся…

Я взял его руку и положил между своих ног, и тотчас папино бледное, по-родственному выглядящее лицо возникло непрошеным гостем перед моим мысленным взором.

— Или это? — сказал я, нагнувшись вперед, чтобы поцеловать изящное мягкое место.

— Ох, ох, ох! Я тебе когда-нибудь говорил, что страдал от сужения крайней плоти, когда был молодым?

— Я не уверен, что вы когда-нибудь вообще были молодым, — сказал я. — Мне кажется, вы сразу родились таким, какой вы сейчас: жирный, волосатый кит средних лет, полный всякой болтовни.

— Ах ты, голубоглазый ублюдок.

— А если я сделаю вот что?

Я усердно сосал.

— Да, да, пожалуйста! Ох, изумительно! Да, я поставлю тебя на соусы… Ох…

И на следующий день он сделал это.

Зеркало, зеркало па стене

Теперь я должен раскрыть кое-что важное о себе самом: я был физически привлекателен для других. О, это не так очевидно, чтобы казаться ужасно значимым, но вы должны помнить, что я до сих пор не рассматривал себя в этом свете; я был слишком занят своими мечтами о профессиональном продвижении, чересчур заботился о великой и необычайной одержимости всей своей жизни, чтобы оставалось время и энергия для остальных видов самопознания. Даже мои постоянные встречи и сексуальные игры с Мастером Эгбертом никогда не приводили меня к размышлению о какой-нибудь возможности, о воплощении которой могли бы мечтать другие люди. Короче, у меня не было причин для того, чтобы встать голым перед зеркалом и осознать