приехать в Рим и…
— И что?
— …увидеть тебя своими глазами.
— Меня не впечатляют угрозы, Крисп.
— Я не угрожаю тебе. Послушай — я пришел сюда с надеждой, что смогу благоразумно обсудить с тобой…
— А я приехал в Рим с надеждой узнать правду, — прошипел Трогвилл.
— Правду?
— Правду о том, что произошло той ночью в
— Ты ошибаешься, Трогвилл, — сказал я. — Это не то же самое — все теперь — в общем, все теперь по-другому…
Трогвилл покачал головой.
— Нет, — сказал он. — Ты все тот же — ты все такой же высокомерный, самоуверенный ублюдок, каким всегда был, с теми же старыми фокусами…
— А ты все та же старая свинья, — завопил я, сразу пожалев о том, что потерял уравновешенность, что, я знал, поставило меня в невыгодное положение. — Бисер перед свиньей! Я не знаю, почему я дал себе труд придти сюда. Я не хотел. Я заставил себя.
Я поднялся с кресла и начал безостановочно ходить по комнате. Я засунул руки в карманы штанов, опасаясь, что начну размахивать руками и создам тот еще вид, и — когда я это сделал — мои пальцы неожиданно наткнулись на маленькую квадратную пачку — бумажную пачку с чем-то — каким-то веществом или чем-то похожим…
— Почему-то, Маэстро Крисп, — сказал Трогвилл голосом, смазанным подобием беспокойства, — я думаю, что тебе все-таки стоит выпить какой-нибудь освежающий напиток, в конце концов. Ты кажешься достаточно взволнованным.
— Виски подойдет, если у тебя есть, — промурлыкал я.
Затем, тотчас же и с абсолютной уверенностью, я понял две вещи: во-первых, я знал, что в маленькой пачке в моем кармане находится наркотический порошок того типа, что я по привычке применял для своего «сырого материала», чтобы вызвать бессознательное состояние перед процедурой расчленения; во-вторых, я знал, что использую его для Трогвилла.
О, как это было легко! Я просто опрокинул его в стакан с виски, а когда Трогвилл исчез на кухне, чтобы взять немного
Он добавил воду в оба стакана.
— Жаль, что мы не можем выпить за дружбу, — сказал он. — Ну, до дна.
Он сделал маленький глоток, одобрительно кивнул, снова сделал глоток и улыбнулся.
— Не думай, что я делаю это все просто ради мести, — сказал он, — хотя, Бог знает, что является достаточным мотивом, когда я думаю о том, что со мной случилось. Нет, не просто месть — как я уже сказал некоторое время назад, мне нужна истина.
— У истины много лиц, Трогвилл. Это исключительно просто.
— Тогда, Христа ради, я хочу знать их все! Во-первых, я хочу точно знать, что было в блюдах, которые ты подал нам той ночью — некая разновидность галлюциногенов, да? Во-вторых, я хочу знать,
— Послушай, я не давал вам никаких галлюциногенов — идея совершенно абсурдна сама по себе…
— То, что случилось с нами, было далеко от абсурда!
— Не забывай, что
— Ты, должно быть, недооценил порцию. Что-то пошло не так.
— О, это нелепо!
‘ Минеральная вода (итал.).
— И в-третьих — в-третьих — я хочу знать — ох — я хочу знать, почему я неожиданно стал чувствовать себя так странно…
Он начал клониться вперед в своем кресле, его голова резко упала вниз на грудь. Его плечи поднялись и опустились, а его дыхание стало затрудненным. Испарина проступила на его лбу.
— О Боже, мне кажется, что я заболеваю — я чувствую слабость — пожалуйста, помоги мне — о, помоги мне подняться…
Стакан выпал из его руки, и остатки подправленного виски пролились на паркетный пол.
— Что случилось со мной — что…
Он попытался поднять взгляд, его зрачки выглядели так, словно он был под кайфом, наполовину под веками, белки блестящие и испещренные жилками.
— Что ты сделал со мной? Ты ублюдок — ты кровавая свинья…
Затем он умолк.
Не знаю, зачем я раздел его, но я это сделал. Растягивая по полу его тело, выглядевшее таким обрюзгшим и слабым, я подумал, что его огромный любовник нашел в нем? Тело было испещрено пятнышками неправильной формы, некоторые из них были розовыми, а остальные — желтовато-белые, словно это было тело ангельской модели, которая позирует для «страниц жизни» в каком-нибудь провинциальном художественном университете для того, чтобы получить прибавку к скудной пенсии. Теперь он казался таким безобидным, безвольным и нелепым, бесформенно распластанное, грязное тесто, отложенное на хлеб первого сорта. Его пенис, искривленный под ореолом редких рыжеватых волос, мокро сверкал. Когда я уставился на него, я неожиданно почувствовал первое волнение неуместного сексуального желания, и глубокий, шоковый стыд немедленно появился в моих кишках, чтобы встретиться с желанием, будто антитела в крови просыпались для того, чтобы напасть и оттолкнуть чужеродного захватчика.
Я нашел молодой кабачок на кухне, куда я пошел для того, чтобы ополоснуть стаканы и переместить их на сервант; вернувшись в гостиную, я несколько мгновений постоял неподвижно, пристально глядя вниз на Трогвилла и чувствуя себя похожим на Тоска, созерцающего безжизненное тело Скарпии. Единственное исключение состояло в том, что Трогвилл был далек от безжизненности — на самом деле, он начал храпеть — и я знал, что через несколько часов он придет в сознание. Я толкнул его ногой так, что он перевернулся на живот; затем медленно, с математической точностью, наклонился и засунул кабачок ему в задницу.
— Это должен был быть я, — прошептал я.
Тогда я видел его в последний раз.
Через некоторое время после моего ухода и до того, как он очнулся от действия наркотика, кто-то третий вошел в квартиру и убил Трогвилла. Вопреки тому, что все говорят, вы знаете, что это был не я:
Длинные руки закона
Когда я шел домой по темным римским улицам, мною овладело чувство спокойствия и удовлетворенности. По правде говоря, я бы предпочел самостоятельно изнасиловать Трогвилла, мне казалось более предпочтительным заталкивать в этот тесный зад свой твердый член, а не кабачок — и я бы сделал это не ради сексуального удовольствия, а скорее для сладости мести — но, на самом деле, для этого не было времени и — если быть до конца честным — я не беспокоился, чтобы предоставить ему еще одну причину для продолжения его нападок на меня в ресторанных изданиях. И, безусловно, я не хотел, чтобы у господина Эгберта была причина для того, чтобы приезжать в
