милый.
Он кивнул, не глядя на нее. Руки, которые он сложил перед собой на столе, сильно дрожали. Он глухо бросил ей вслед:
— Я надеюсь, мне можно будет тебе позвонить? Я не слишком… отвлеку тебя от работы?
Она слабо улыбнулась.
— Конечно. Я буду ждать твоего звонка. Это же не разрыв… Это все нервы.
И вышла из квартиры.
Айрин проплакала всю ночь, а утром ее снова тошнило. На работу она пришла вялая, слабая, как больной котенок, и никакая пудра не могла скрыть синяков под глазами. Адель метала на нее подозрительные взгляды, а когда настало время перерыва, невинным голосом осведомилась, не желает ли Айрин перехватить пару пирожных с кремом?
Реакция превзошла все ожидания. Айрин Вулф резко изменилась в лице, позеленела до пределов возможного и, зажав рот руками, бросилась вон из комнаты. Адель и Николь обменялись многозначительными взглядами, снялись со своих мест и плавной походкой от бедра направились вслед за Айрин.
В дамской комнате было стерильно чисто и, к счастью, пусто. Николь занялась подкрашиванием губ, а Адель изящно закурила тонкую и длинную ментоловую сигаретку.
Через несколько минут стукнула дверь кабинки и перед девушками появилась Айрин Вулф, бледная и несчастная. При виде Адель и Николь она взялась рукой за косяк двери и вымученно улыбнулась.
— Похоже, я отравилась креветками. Так глупо… а еще хороший ресторан…
Адель кивнула и невинным голосом пропела:
— Ага. Ужасная вещь эти креветки. Буквально с ног валят. Скажи, Николь?
— Угу. Айрин?
— Что?
— Может, хватит дурочку валять? Ни о чем не хочешь поговорить?
— Нет.
— Тогда ответь мне на прямой, чисто женский вопрос: когда у тебя последний раз были месячные?
Айрин слегка порозовела, что в ее нынешнем состоянии было равносильно пунцовому румянцу.
— Я не понимаю…
Адель решительно смяла сигарету в высокой металлической пепельнице, шагнула к Айрин, взяла ее под руку и практически силой отвела к плюшевому диванчику, стоявшему у стены. Николь заняла место у входной двери, блокировав вход и выход. Адель мягко дотронулась до бледной и влажной щеки Айрин.
— Эй, подружка, хватит держать глухую оборону. Мы, девочки, должны быть заодно. Иначе нас легко обидеть. Рассказывай — и не воображай, что раскрываешь страшную тайну. Чтобы тебе было легче, скажу: практически все в курсе.
— В курсе… чего?
— Того, что ты спишь с Джеффом Райзом. Того, что это началось еще тогда, когда он сидел на седьмом этаже этого здания. Того, что в последнее время у тебя не все гладко. Остальное расскажешь ты.
Айрин подняла голову, тихо произнесла:
— А если не расскажу?
Адель пожала плечами, Николь фыркнула у двери.
— Пытать тебя мы не будем, пальчики дыроколом зажимать — тоже. Если уверена, что все под контролем, можешь просто послать нас к черту — мы не обидимся. Но мне лично сдается, что поговорить тебе жизненно необходимо.
Айрин снова опустила голову, ничего не ответив. Адель внезапно обняла ее за плечи, пристроила рыжую голову себе на плечо.
— Послушай меня, рыжая. Жизнь полна всякого дерьма, и большая зарплата не всегда способна уберечь от неприятностей. Иногда нужно то, чего не купишь ни за какие деньги. Плечо. Возможность пореветь всласть. Выговориться. Довериться. Не буду врать, что мы твои лучшие друзья, но есть кое-что, что объединяет нас. Мы — женщины. Никто на свете не умеет так обижать и так мстить, как мы, но никто не умеет и так поддержать подружку в беде. А ты в беде. И что бы ты сама о себе не думала — ты наша подружка. Фу, устала. Теперь твоя очередь разговаривать.
И Айрин заговорила. Сначала тихо, монотонно, краткими фразами, словно нехотя, но постепенно все более эмоционально и живо, путаясь в словах и подыскивая слова правильные. Выплескивала свои страхи и сомнения, пережитый кошмар последних месяцев, неуверенность и растерянность от собственного бессилия…
Потом все трое долго молчали. Тишину лишь один раз нарушила Николь, энергичной и не вполне цензурной фразой выпроводившая сунувшуюся было в дверь девицу из курьерского отдела.
Потом Адель процедила:
— Да, дела… И давно тебя тошнит?
— Н-нет… неделю, наверное… Может, больше, но тогда не так сильно. Просто не хотелось есть по утрам, голова от этого болела…
— А что все же, извини за настойчивость, с месячными?
— У меня с самого начала был неустойчивый цикл. Иногда бывали задержки дней на пять-шесть…
— А сейчас?
— Я не помню…
— Стыдись, скаут Айрин! У девушки должен быть заветный календарик для праздников. Что ж, тогда напряги память. Когда в последний раз ты заходила в аптеку?
— Месяц… нет, два месяца… Немного больше двух месяцев назад.
Адель и Николь многозначительно переглянулись, Николь вздохнула.
— Ох, беда с этими провинциалками! Ну-ну, не сверкай своими зелеными прожекторами, не боюсь. Во-первых, я сама родом из задницы по имени Булл-Крик-Таун, которую все ее жители ласково называют Булл-Шит-Таун, а во-вторых, я и сама научилась считать дни только после первого аборта. Зато на всю жизнь.
— А… аборта?!
— Даю по буквам: Антверпен, Брюссель, Оттава, Рим, Толедо. Крайне неприятная операция, являющаяся следствием небрежности при подсчетах, а также беспорядочных половых связей с мужчиной и игнорированием контрацепции. Говоря по-простому, сдается мне, ты залетела, подруга.
Айрин посмотрела на Николь. Потом на Адель. Потом перевела взгляд на свой живот. А когда подняла голову, на лице ее неожиданно расцвела улыбка.
— Неужели я… беременна?
— Хочешь сказать, тебя это радует?
— Конечно! Это же чудо. У меня будет ребенок…
Николь в очередной раз фыркнула, однако теперь в этом звуке явно слышалась растерянность, а Адель обеспокоенно нахмурилась.
— Послушай, Айрин, если ты думаешь, что таким образом сможешь вернуть своего Райза…
Айрин с изумлением посмотрела на Адель.
— Господи, да при чем здесь это! Разумеется, я ему скажу, он имеет право знать, ведь он отец, но я совершенно не собираюсь никого никуда возвращать.
— Но ведь… Ты прости, я не хочу тебя пугать, но у нашей богадельни довольно паскудная политика в отношении даже замужних женщин.
— Ты о чем?
— Я о том, что мы с Шарлиз подписывали специальный пункт в контракте, который оговаривал, что мы не имеем права забеременеть в первые полтора года замужества.
Айрин вытаращила глаза.
