Холодный ветер рвал мокрую одежду. Руки, ободранные о камни, уже перестало саднить — настолько они окоченели. Болела только спина. Тянущая, изнутри рвущая боль.
Это — самое страшное. Лучше бы болели руки.
Вокруг было темно, хоть глаз коли. И в ушах ватная тишина — такая тишина наступает, когда слух больше не в силах выносить вой ветра, шум яростного ливня, грохот осыпающихся камней, рев невидимой реки где-то внизу…
Ей надо было добраться до вершины. Вернее, до ровной каменистой площадки. Кто знает, сколько до нее осталось?
Окровавленные, непослушные пальцы цеплялись за камни. Она легко подтягивала свое тело, хотя вечность назад, в другой жизни боялась сделать лишнее усилие и старалась пореже подниматься пешком даже на второй этаж собственного дома.
В другой жизни. Вечность назад.
В той жизни она упала бы в обморок от малейшего пореза на пальце — так обострилась за последнее время ее чувствительность, а предположи кто-нибудь, что ей придется в кромешной темноте забираться на почти отвесный каменистый склон — она бы просто покрутила пальцем у виска.
Сейчас не до этого. Некогда крутить пальцем, потому что надо цепляться за острые камни, вытягивать себя наверх, спасать свою жизнь.
Две своих жизни. Большую… и маленькую.
«Форд» сдох на самом интересном месте. То есть сразу за поворотом, на узкой дороге, пролегающей между склоном горы и рекой. И тогда Айрин вылезла из машины и отправилась совершать самый безрассудный поступок в своей жизни.
Дождь к тому времени превратился в ливень с ураганом, и со склона ползли мутные потоки жидкой грязи. Собственно, из-за них «форд» и сдох.
Если она пойдет вперед — ее догонят и скинут в реку. Пойдет назад — привяжут к белому столу в белой комнате и отберут у нее ребенка. Оставалось уйти наверх, что Айрин и сделала.
Она лезла наверх, цепляясь и соскальзывая, то торопясь, то замирая, хватаясь за камни, растекающиеся под пальцами жидкой грязью.
Она не могла позволить себе умереть.
Она не смотрела вниз, назад, по сторонам — она вообще никуда не смотрела, у нее было полное ощущение, что глаза крепко зажмурены — такая вокруг была темнота. И потому она не видела, как пробился сквозь тьму двойной, нестерпимый свет, бело-голубой и безжалостный.
Свету тоже приходилось нелегко. Он освещал только стену из тугих струй дождя, извивающихся под порывами ураганного ветра.
Потом был вой машины, отвратительный скрип тормозов, грохот, раскаты грома и слившийся с ними звук взрыва. Одновременно с этим звуком ее пальцы неожиданно вцепились в край долгожданной площадки, измученное тело рванулось наверх, она упала плашмя, сильно ударившись головой, и успела только непроизвольным, первобытным защитным движением подтянуть колени к животу.
А потом наступила окончательная и бесповоротная тишина.
Джефф Райз не понял, что умирает. Он в последнее время вообще мало что понимал. Интенсивно развивающаяся опухоль мозга, которую обнаружили совершенно случайно, перекрывала нервный ствол за нервным стволом, отключала функцию за функцией.
Словно в насмешку, его потенция выросла в десятки раз. Теперь Джефф регулярно думал о сексе, хотел секса, требовал секса. Кира, которая в последние два месяца не отпускала его от себя, купила ему целый ящик сексуальных игрушек и порнографических журналов, и теперь Джефф Райз проводил свое свободное время крайне плодотворно — лаская сам себя в запертой спальне.
Он понятия не имел, зачем Кира его тащит в этот загородный дом. И знать не хотел. Он хотел Киру. И еще ту, рыжую… которая танцевала для него голышом, а потом, кажется, вздумала забеременеть…
Воспоминания путались в голове Джеффа Райза, переплетались в кошмарном хороводе внутри его головы, истерзанной постоянными эротическими видениями.
Он покорно семенил за Кирой, сел вместе с ней в красивую и хищную, как она, машину, а потом они помчались сквозь ливень и порывы ветра, в кромешной тьме, и даже мощные фары почти ничего не освещали, потому что было слишком темно, слишком, слишком…
Он так и не понял, что умер. Последним его чувством было чувство громадного и полного облегчения.
Кира кусала губы и успела прокусить их до крови еще в доме, слушая этого идиота Кеслера. Докторишка трусил и потому нес сказочную ахинею. Как будто Кире интересно, роды он устроит рыжей сучке или аборт!
Ей до смерти надоело сидеть в Штатах и волноваться, как там Никос. Это был ее греческий любовник, красивый как бог, и глупый как полено, но кому нужен его ум?
Когда рыжую сучку уволили, Кира почти готова была успокоиться. Черт с ней, пусть живет. Известие об опухоли мозга и о том, что Джеффу осталось от силы четыре месяца жизни, изменило все и сразу. Участь рыжей была решена. Кира не собиралась рисковать. Через четыре месяца ее сын Саймон должен стать единственным и законным наследником миллионов Джеффри Бартоломью Райза, а со временем — и всей империи Райзов. Учитывая, что свекор со свекровью никогда ей особенно не симпатизировали, — случайностей допускать было нельзя.
И все на свете оказалось лишь вопросом цены. Николь Дживс обошлась дороже всех — «порше» с форсированным двигателем недешев. Придурки, которые три раза упустили рыжую в центре города, вообще почти ничего не стоили, но это и видно. Доктор Кеслер поработает задаром — фотографии, действительно хранящиеся у Джеффа в сейфе, крайне забавны и, слава богу, совершенно недвусмысленны.
То, что рыжая дрянь сбежала у них из-под носа, привело Киру в бешенство, а вовсе не испугало. Айрин Вулф посмела в который раз ослушаться всесильную Киру Райз! Что ж, она за этот поплатится. Ну а то, что она может заявить в полицию, Киру не волновало. Ей никто не поверит. Токсикоз беременных, знаете ли.
Впрочем, до полиции ей не добраться. Айрин Вулф сама выбрала свою судьбу. Ее найдут — если найдут — на дне мутной и стремительной реки Делавэр. Разумеется, при удачном стечении обстоятельств.
Кира резко вывернула руль, поворачивая на узкую дорогу вдоль реки. «Понтиак» — тяжелая машина, «форду» с ней не сравниться…
Она машинально ударила по тормозам, хотя, возможно, врезаться в стоящую впереди машину было бы разумнее. Тогда у них оставался бы шанс. Теперь, когда на мокрой и скользкой от глины дороге тяжеленный «понтиак» потерял управление и закрутился в смертельном танго над пропастью, шансов не осталось. Кира взвыла от ярости — а потом, после бело-голубой ослепительной вспышки и пронзительной, быстро закончившейся боли, наступили тишина и тьма. Видимо, дождь кончился…
Адель Гор проснулась от настойчивых звонков телефона. Муж еще не пришел с работы, и она дремала на диванчике в гостиной, ожидая его возвращения. Адель сняла трубку.
Это был Дик Хоук, и голос у него звучал очень, ну очень взволнованно.
— Адель? Извините, что звоню вам домой, но я только что прилетел, а тут полный разгром.
Адель охнула:
— Нет-нет, не волнуйтесь, мы просто решили на время вашего отсутствия спрятать Айрин, потому что тут кое-что случилось… одним словом, она в безопасном месте.
— То есть то, что вся квартира разгромлена, а дверь не заперта на замок — это нормально?
Адель почувствовала укол тревоги. Николь сказала, что Айрин выспится и уедет на рассвете. Возможно, что-то напугало ее ночью и…
— Адель…
