разумеется, держал свои чувства при себе.
Чтобы не терять времени, он подозвал к себе другую продавщицу и вполголоса проговорил:
— Видите мою спутницу? Мы летим на важный… симпозиум, очень торопимся, и нам нужно два-три вечерних наряда. Торжественные вечера, понимаете?
— Конечно, сэр.
— Мне хочется сделать ей сюрприз, но я не силен во всем этом, вся надежда на вас.
— У вашей жены размер…
— Нет-нет, это моя коллега и хороший друг, ничего личного. Прошу вас, подберите сами. И, разумеется, обувь.
— Не беспокойтесь, сэр. Сколько у меня времени?
— До регистрации полчаса. Справитесь?
— Конечно.
Девушка удалилась в зеркальные недра бутика, а Карлайл решил подойти поближе к Белинде и продавщице.
Женщины ворковали о чем-то, известном только им одним.
— … модерн несомненный, и вам не стоит пускать его по такой цене. Вполне возможно, антиквары возьмутся за оценку…
— … не представляете, какой красоты был фиолетовый муар с речным жемчугом и серебряной проволокой! Но та женщина так уверенно говорила об авторской работе…
— … продешевила и она, и вы. Такие вещи по каталогу Сотби последнего квартала стоят не меньше трех…
Карлайл кашлянул — и раскрасневшаяся Белинда обернулась к нему, смущенно улыбаясь. Из-за очков возбужденно сверкали серые глаза.
— Простите меня, мистер Карлайл. Я просто никак не ожидала встретить здесь подобную красоту.
— И что это?
— Понимаете, они продают это, как новодел. Якобы какая-то женщина изготавливает это своими руками. На самом деле это старинные вышивки. Европа начала века, чистый модерн. Возможно, русские эмигранты.
— Ого! Вы разбираетесь в таких вещах?
Она опять улыбнулась, смущенная и довольная.
— Это моя слабость. Обожаю блошиные рынки и развалы секонд-хэнда. Там среди мусора можно найти настоящие сокровища.
— Я думал, вы живете затворницей.
— Честно говоря, в настоящем бутике я первый раз в жизни. Но рынки… Это настоящие вернисажи под открытым небом. Ой…
— Не смущайтесь. Это ваши злосчастные вечерние платья, из-за которых у меня слипаются глаза. Примерите?
— Н-нет…
— Ну и бог с ними. Только обувь все же посмотрите. Я подожду вас в баре, вон он, видите?
— Мистер Карлайл…
Мэтьюс Карлайл, удивляясь сам себе, наклонился к Белинде Карр, легко взял ее под локоток и произнес, интимно понизив голос:
— Мы же договорились — по имени. И не смотрите с таким ужасом. Это не нескромный подарок, а… униформа. Уборщицам выдают халаты и перчатки, машинисткам и бухгалтерам — нарукавники. Вы работаете на фирму в неожиданном для вас качестве, да еще в авральном режиме — фирма просто обязана обеспечить вас униформой. Иначе профсоюз будет недоволен.
Она засмеялась. Не хихикнула, не прыснула в кулачок, не улыбнулась — засмеялась звонко и весело, и Мэтью Карлайл почему-то почувствовал себя абсолютно счастливым.
В самолете Карлайл извинился перед своей спутницей и немедленно заснул. Белинда сидела у иллюминатора, заворожено наблюдая, как плывут под крылом белые облака. Она уже видела все это в детстве и — смешно! — еще пару дней назад, спроси ее кто об этом, была уверена, что не увидит больше никогда.
Все происходящее было фантастично, немыслимо, сказочно, хотя Синдереллой она себя не чувствовала. В отличие от Синдереллы, Белинда Карр совершенно не хотела попасть на бал.
Ну, а о Прекрасных Принцах в таком возрасте думать вообще неприлично.
Интересно, а почему это она при этой мысли немедленно покосилась на мистера Карлайла?..
6
Самолет нырнул ближе к земле, мимо иллюминатора пронеслись белые клочья — и внизу немедленно разлилось сплошное зеленое море. Монтана — край диких лесов и непуганых зверей и птиц.
Белинда смотрела во все глаза. О предстоящем великосветском кошмаре временно было забыто, сейчас она могла только восхищаться зеленым морем, только вглядываться в его волнующуюся поверхность, пытаясь угадать, есть ли под ней кто живой…
Приветливая стюардесса вполголоса предложила напитки и закуски. От еды Белинда отказалась — тоже мамина выучка, не есть перед дальней дорогой: вдруг прихватит живот? Ужас и стыд…
А вот на напиток неожиданно осмелилась. Честно говоря, ее алкогольный опыт исчерпывался бокалом шампанского на Рождество да яблочным сидром на День благодарения, но сейчас, когда жизнь Белинды Карр совершала такие немыслимые виражи, можно было и рискнуть. Она набралась смелости и попросила шерри.
В шерри было что-то загадочное. В романах об английской жизни все пили шерри — даже почтенные дамы. Шерри был каким-то, пока неведомым Белинде образом, связан с вишней, а вишню она очень любила. Ей представлялась темно-красная густая жидкость с пряным горько-сладким вкусом, и потому обычный пластиковый стаканчик ее слегка разочаровал.
Вкус, впрочем, тоже. Нет, славно, но она ожидала большего.
Потягивая шерри, Белинда Карр смотрела в иллюминатор и про себя удивлялась, почему в самолете становится все жарче. Когда на дне стаканчика осталось всего несколько капель, Белинда уже вовсю обмахивалась каким-то журналом.
Карлайл пошевелился в соседнем кресле, деликатно зевнул и произнес хриплым со сна голосом:
— Как вам полет?
— Великолепно! Знаете, я ни одной секунды не скучала.
— Странно. Я, например, терпеть не могу лететь над облаками. Ничего интересного.
— Что вы! Это же потрясающая возможность побывать на Северном полюсе! Разумеется, понарошку, но и не при помощи телевизора.
— Вы любите путешествия?
Белинда помолчала, а потом произнесла с затаенной грустью:
— Иногда я думаю, что нельзя любить то, чего никогда не испытывал на себе. В последний раз я выезжала из Чикаго тридцать три года назад.
— Ну, тогда вы ничего не помните. Младенцы…
— Спасибо, но я была уже вполне взрослой девочкой. Мне тридцать восемь, мистер Карлайл.
— Мэтью, мы же договорились.
— Хорошо… Только дайте мне время, ладно? Называть своего босса по имени — для меня это сродни Французской революции для Франции.
Они снова замолчали, а Мэтью с нарастающим удовольствием подумал: нет, ну до чего ж она приятная собеседница! Девяносто девять и девять десятых процента известных ему женщин обязательно спороли относительно своего возраста какую-нибудь чушь. Да еще глупо хихикали бы при этом.
Они почти ровесники, это тоже хорошо.
