Кто там? Я занервничал.
– Боб, звонит Дженнифер. Возьмешь трубку? – спросил женский голос.
Боб озадаченно посмотрел на меня.
– Дженнифер? – Затем его осенило. – Ах, Джейн! Черт!
Он выскочил из туалета и схватил трубку.
– Алло? – выпалил он торопливо. – У меня вечеринка… Да, Тони готовил еду. Сейчас будет фламбе… по крайней мере Тони обещал… Майлс? О, он прекрасно себя ведет… по большей части…
– Хватит болтать, – томно сказала Вешалка. – Иди к нам, фламбе почти готово. Пламя так и пылает, Бобби!
– Еще немного алкоголя, и пламя станет всепожирающим, – хохотнул Тони, игриво подмигивая этой противной девице.
Почему-то все засмеялись. Я раздраженно чихнул. Боб зажал трубку ладонью.
– Ребята, чуть потише, пожалуйста. У меня серьезный разговор. Джейн? Алло, Джейн? Что за связь сегодня? Джейн, Джейн! Ты меня слышишь? Мы празднуем мой… алло? Джейн? Черт!
Боб уныло положил трубку.
– Кажется, связь оборвалась.
Точно, оборвалась. И не только телефонная.
Когда была вымыта посуда, у меня появилась робкая надежда, что гости скоро разойдутся. Как бы не так. Афганская Борзая сообщила, что кое-что принесла.
– Это очень клевое дерьмо, – пояснила она.
Все радостно заулюлюкали, а я озадаченно посмотрел на Борзую. Как дерьмо может быть клевым?
Она вытащила из сумочки тонкую кривую сигарету и зажала ее губами. Затем прикурила и несколько раз сильно затянулась. Когда эта странная мадам передала свою сигарету Тони, у нее был такой сосредоточенный вид, что я бы рассмеялся, если бы умел. Сигарета пошла по кругу, лица у всех становились очень серьезными, даже торжественными, будто гости занимались чем-то крайне важным. Пару раз дым долетал и до меня, заставляя чихать.
– Как думаете, на собак эта дурь действует? – спросила Вешалка.
– Не знаю, как насчет собак, а на меня действует, – сказал Тони, и по его лицу вдруг разлилась совершенно невообразимая улыбка.
Блондинка с пышной прической, похожая на одуванчик, пристально меня разглядывала.
– Слушайте, у этого пса такие клевые пятнышки! Особенно на шее и на спине! Прямо как у коровы. – Все захихикали. – А эта штука между ног! Боже, ну и громадина! Вот уж природа расщедрилась!
Не знаю почему, но все гости сочли эту реплику крайне забавной, потому что буквально зашлись в истерике. И чем больше они ржали, тем труднее им было остановиться. Малиновые от натуги, они вытирали слезы и мотали головами.
– У меня есть идея, – загадочно сказал Боб и включил музыку. – Сейчас вы услышите, как Майлс поет.
Я отказался открыть рот даже на сантиметр. Однако гости не оставляли меня в покое.
– Давай же, парень, спой! Голубчик ты наш! Микрофон в студию! – на разные лады вопили они.
– Спой, ушан… малышик, – уговаривал меня Боб, врубая Майлса Дэвиса. – А папочка даст тебе кусок сыра.
– Как мило! – визгливо восхитилась Одуванчик. – Боб называет себя папочкой Майлса!
– Да уж. Я просто в хлам, – закивал Боб с готовностью.
– А давайте поддержим нашего певца, – предложил Тони.
Сразу за этим он принялся подвывать.
Боб последовал примеру.
Затем к ним присоединился парень в покусанных ботинках.
Одуванчик.
Писклявая Афганская Борзая.
Даже Вешалка.
Я пытался себя сдерживать, но желание присоединиться оказалось сильнее меня. Моя голова запрокинулась назад, пасть распахнулась, и откуда-то изнутри раздался дикий вой.
Оуууууууууу!
Оу-оууууууууу!
Тони вскочил и принялся аплодировать.
– Браво, Майлс! Браво!
– Какая тональность! – восхитился Жеваный Ботинок. – Собачий Паваротти!
