— С какой это стати? Я же обслуживающий персонал.
— Да уж, если судить по комнате — то что-то на уровне дворника. Хочешь, я поговорю с Пру? У нее аллергия на моих секретарш, но если...
— Не надо. Я вполне обжилась, к тому же у меня масса планов. Мы с Джеммой идем купаться на рассвете.
— Голыми?
— Босс, ты еще о чем-нибудь думаешь? Кроме работы, разумеется, и голых женщин?
— С некоторых пор — нет, Спэрроу. Видишь ли, из-за твоей несговорчивости я уже целый месяц соблюдаю целибат, если ты знаешь, что это такое...
— Я-то знаю, а вот ты, видимо, нет, потому что целибат соблюдают исключительно духовные лица.
— Хочешь сказать, что я бездуховен? Неправда! Под этой броской оболочкой скрывается тонкая, ранимая, трепетная натура...
— Брюс! Дай мне одеться. Прости, но придется подождать за дверью. В этой ванной я одеться не смогу, там очень тесно.
— А может, я отвернусь?
— В коридор! И я запру дверь.
— А я шел, хотел ее развлечь, позвать на вечерний коктейль...
— Кормить не будут?
— Так, по мелочи. Канапе, жюльены, птифуры и соленые орешки.
— Эх... ладно, потом наведаюсь на кухню. Брюс, тебе звонили из Гонконга, Лондона и Берна. Перезвонишь?
— Давай телефон. Так уж и быть, на время пребывания на Сицилии оставлю тебе только компьютер, на звонки буду отвечать сам.
— Смотри не надорвись.
— Спэрроу, ты потрясающая нахалка. Так с боссами никто в целом мире не разговаривает.
Кэти склонила голову на плечо, в зеленых глазах мелькнул веселый огонек.
— Так ни у кого в мире и нет таких боссов, мистер Блэквуд. Таких потрясающих, немыслимых, невозможных — и обаятельных.
Брюс Блэквуд открыл рот, потом закрыл его и без звука убрался в коридор. Кэти рассмеялась. Почему-то сейчас она была абсолютно счастлива. По дороге в Большую Флорентийскую гостиную — насчет названия ее просветил Брюс — Кэти вновь оробела и нахмурилась.
— Босс, ты уверен, что мне стоит туда идти? Твоя леди считает меня прислугой и в принципе...
— А меня очень мало колышет, что считают другие. Ты — мой помощник, Спэрроу. Ты знаешь в десять раз больше моих коммерческих тайн, чем любой из собравшихся сейчас в гостиной.
— Я не сомневаюсь, что тебя это не колышет. Но меня...
— Ни секунды не могу без работы, ты же знаешь. Ты верхом ездишь?
— Нет. Я люблю лошадей, но немного боюсь их. А показушничать не хочу.
— Это ты о Пруденс? Да нет, она хорошая наездница.
— Не сомневаюсь. В седле она сидит изящно. Но ее эффектное появление верхом на громадном жеребце — перебор.
— Почему, если она на нем ездила...
— Брюс, жара не спала до сих пор, хотя уже стемнело. Здешние дороги либо каменистые, либо пыльные. По каменистым ездить трудно, по пыльным — грязно. Как ты думаешь, можно ли вернуться с долгой верховой прогулки, даже не вспотев, а к тому же сохранить белоснежные рейтузы в их первозданной чистоте? Я думаю, твоя леди Пилбем прекрасно осведомлена, когда приходит паром, и потому просто выехала тебе навстречу. Ведь она действительно хорошо смотрится верхом.
— Ты злая, Спэрроу. Но очень глазастая. Значит, ты думаешь, все для того, чтобы произвести на меня впечатление?
— Ну не на меня же.
— М-да... Информация к размышлению... Ну-с, мы пришли. Прошу!
Великолепно убранная гостиная освещалась свечами в многочисленных канделябрах, но вся компания сидела на террасе и наслаждалась ночным ветерком, дующим с моря. Кэти удалось вполне светски поздороваться с присутствующими, после чего она вцепилась в бокал мартини с апельсиновым соком и села в плетеное кресло рядом с невысоким толстеньким итальянцем в цветастой рубахе и светлых брюках. Кэти практически не сомневалась, что это — Чезаре Бартоломео, поскольку все остальные были светлокожими блондинами, однако толстяк ее удивил. Он привстал с кресла и сообщил на хорошем английском:
— Рад познакомиться, мисс Спэрроу. Я — Гордон Джонсон. Вы не против, если я буду звать вас по имени? Мне очень нравится имя Кэтрин. А вы тоже зовите меня просто Гордон, договорились?
— С удовольствием. Очень приятно.
Брюс Блэквуд приобнял за плечи леди Пилбем и другую женщину, светловолосую и полногрудую особу, чрезмерно накрашенную и визгливую. Он рассказывал анекдот про шотландца — леди Пилбем сдержанно улыбалась, Зельма Паттерсон громко хихикала. Очень похожие друг на друга мистер и миссис Бюхнер слушали с напряженным вниманием, улыбались не размыкая губ, но по окончании анекдота разразились аплодисментами. Мистер Бюхнер поднял палец и провозгласил:
— Вы есть хороший актер, мой друг! Я слушайт с большой интерес. Тильда, ты согласен со мной?
— О да! Большой удовольствие есть эта история.
Чезаре Бартоломео — высокий, худой блондин с печальным и чуточку капризным лицом, громко заявил:
— Посмотрите, как прекрасна эта восходящая луна! Я бы душу заложил за возможность стереть этот отвратительный город с лица земли! Кому нужна цивилизация перед лицом столь дивной красоты?
Брюс хмыкнул:
— Синьор Бартоломео, как и всегда, ратует за возвращение человечества в пещеры? Вы же художник, как вам не стыдно? Мессина — гордость Италии.
Художник сердито отмахнулся.
— У Италии и без того много поводов для гордости. Потом, я же не призываю разрушать Старый город. Но этот омерзительный порт, эти бесконечные корабли, катера, яхты... А дороги? Асфальт — это преступление против природы. На протяжении веков Европа ездила по каменным мощеным дорогам. И Земля дышала, между камней пробивалась травка, а что теперь? Закупоренная асфальтом и битумом, земля умирает...
Кэти честно старалась прислушиваться, но Гордон Джонсон сердито буркнул возле нее:
— Завел шарманку! Но ведь не поселился же он в палатке на лугу со своими бабочками? Нет, сидит на комфортабельной вилле, ест и пьет, сладко спит... Вы случаем не сторонник Гринписа, Кэтрин?
Кэти засмеялась.
— А что, похожа? Нет, я не фанатична в принципе. Природу я очень люблю и иногда жалею, что в городах все больше зданий и все меньше деревьев, однако жить в пещере пока не готова. А вы... гостите у леди Пилбем?
— Увы! В этом случае она не бросала бы меня так безжалостно на произвол судьбы. Я — всего лишь сосед. Моя вилла на соседнем холме. Правда, отсюда ее не видно — Пруденс скупила почти всю береговую линию, я поселился здесь позже.
— Вы живете здесь круглый год?
— Стараюсь. Бизнес у меня в Лондоне, но я совершенно разучился выносить туманы и дожди Альбиона. Бываю там лишь наездами. Здесь мой настоящий дом.
— Завидую вам. Тут очень красиво.
— Моя вилла не столь шикарна, но я к этому и не стремился. Мне больше нравится простота и скромность обстановки. Так приятно ходить босыми ногами по нагретым на солнце доскам...
— Да вы поэт, мистер Джонсон!
— Не забывайте — Гордон. Увы, стихов не пишу. Хотите еще мартини?
— Хочу. Очень вкусный сок.
