Максим Шестопал, или просто Макс, был нагловатым пронырливым пареньком, в котором погиб великий артист разговорного жанра. Почему погиб? Да, потому, что после армии он собирался поступать в медицинский интитут, по стопам своих родителей, сельских медиков. Его неординарные способности в области «словесного поноса» были просто уникальны. Ни одно мероприятие в части не проходило без его непременного активного участия. Ему ничего не стоило заболтать кого угодно и убедить в чем угодно. Пресловутые Энди Таккер и Джефф Питерс ему в подметки не годились. Макс хотя и не читал знаменитой книги Карнеги, но черта завоевывать друзей и оказывать на людей влияние у него была в крови. Он ни на минуту не переставал сыпать шутками, анекдотами, страшными историями, прибаутками. При этом, не давая собеседнику ни секунды на раздумье, и не давая даже рта раскрыть. Второй его одной из ценных способностей было то, что он мог достать буквально все, что угодно. Для сержантов и ротного он был настоящим сокровищем, эдакой курочкой Рябой, которая несла золотые яйца.
— Черта лысого вам достану! — заверял он своих товарищей. И никто в этом не сомневался. Уж кто-кто, а Макс точно достанет! Разобьется в лепешку, но достанет, из-под земли выкопает.
Он, похоже, никогда не унывал, поэтому и жилось ему в полку легко и припеваючи.
А тут случился у него день рождения, о котором он случайно накануне вспомнил. Двадцать лет — это тебе не шутка. Такое событие надо непременно отметить. И в голове у него зародился гениальный план: смотаться в село за продуктами, чтобы достойно украсить праздничный стол рядового десантника. В помощники ему отрядили, его закадычного дружка, рядового Алешку Квасова. Раненько утром они залезли под брезент в «Урал» Малька, Сашки Малецкого, который отвозил провиант и воду на блокпост. Он и подбросил их до реки. Там они перешли речку вброд и поднялись в чеченское село, расположенное на косогоре. Прошлись по улице, где Макс плодотворно, можно сказать, «конструктивно погутарил» с местными бабками, разжалобив их своими байками о сиротской несчастной доле, о превратностях его нелегкой судьбы. Возвращались солдаты довольными: они разжились двумя трехлитровыми банками компота, банкой сливового варенья, яблоками, сушенным черносливом, курагой и семечками. А какой-то старик даже «чачи» пожертвовал, налив им в пластиковую бутылку.
— Живем, братан! — Макс весело хлопнул Алешку по плечу.
Солдаты спустились к мелкой речушке, разулись, засучили штанины, быстро переправились на свой берег.
— Брр! Мама родная-я! Вода-а холоднющая-я-я! Околеть можно!
— У нас в деревне, тоже такая! Ключи кругом бьют! Ноги аж сводит!
— Как огнем обжигает!
— Чего ты хочешь? С гор бежит!
Выбрались на берег. Уселись на серую гальку рядом с ободранным корявым деревом, принесенным весенним паводком, обулись и вышли на дорогу, ведущую к лагерю.
— Интересно, Малек с Толиком уже проехали или нет?
— Наверняка! Сбросили груз и обратно! Чего они там забыли, на блокпосту?
— Эх, и погудим сегодня! — размечтался Макс. — Только бы Сара чего-нибудь не учудил.
Вдруг неожиданно за рекой хлопнул громкий выстрел, и что-то ударило в спину Шестопалу. Солдаты повалились на землю. Вжались в нее телами. Макс ошалевшими глазами взглянул на перепуганного насмерть Лешку Квасова, который, в свою очередь, уставился на него. На побледневшем лице того проступили капельки пота, к нижней пухлой губе приклеилась шелуха от семечек, которые он лузгал всю дорогу.
— Снайперюга, сволочь! Давай, дуй вон туда, за кусты! В ложбинку! Дура, рыла не поднимай! Быстро! Да скорее же! Шевели батонами!
Алешку упрашивать долго не пришлось, он, словно ящерка, вильнув ритмично квадратной задницей, исчез в указанном направлении. Укрывшись в низинке от снайпера, стали размышлять о дальнейших действиях.
— Леха, чего делать-то будем?
— Сплошное паскудство! Совсем херово! Голову не высунешь, снимет, сука!
— А-а! — сморщившись и замотав головой, вдруг протяжно застонал Макс.
— Макс! Макс! Ты чего? Ранили? Куда?
— Проклятие! Какой там ранили! Банки разбились! Вдребезги! Попал, сволочуга! Вся жопа — мокрая! Только сейчас и почувствовал! Все на крестец вылилось!
Квасов посмотрел ему за спину и ахнул. Так и есть. Все ниже поясницы сырое бордово-черного цвета. Вся задница. Будто Макса Гулливер в чернильницу обмакнул.
— Падла, снайперюга! Убью! — зло забубнил расстроенный Макс, стаскивая с себя насквозь протекший сидор, который звякал разбившимися склянками. — Гад! Сволочь распоследняя!
— А может и не снайпер вовсе, а малолетка какой-нибудь! Шандарахнул чувак по нам и смылся!
— Это дела не меняет. Сегодня у реки, а завтра будут на базе мочить. Так и до беды не далеко.
Появление Квасова и Шестопала вызвало в палатке бурное оживление и гомерический хохот товарищей.
— А где же обещанный компот? — разочарованно протянул радист Вадик Ткаченко.
— А что, тебе этого мало? — сказал Квасов, кивая на нары, куда вытряхнул содержимое своего мешка.
— Вот и посылай таких!
— Ты бы и этого не принес, пианистка хренова! — накинулся на радиста разозлившийся Макс.
— Достали, но не донесли! — отозвался унылый Алешка Квасов, у которого после выстрела у реки неимоверно чесалось все тело. — Гад, один ползучий, помешал! Все банки расколошматил! Сука! Чуть Макса не положил! Чуть бы левее взял, точно, ему хана!
— Макс, ну ты, считай, в сорочке родился!
— Повезло тебе как утопленнику, лучше с уделанными штанами, чем грузом «200» домой чалить.
— Я то думал, вы за «чачей» отправились, — отозвался лениво Колька Лисовский, по прозвищу Николясик.
— «Чачу», видите ли, ему подавай, халявщик! — закипел возмущенный Квасов. — Тебе Сара такую «чачу» покажет, что и слово это забудешь, как пишется! Чачу ему подавай! Николясик, вот ты бы взял и сходил!
— А то пупок сидит тут, видите ли, у печки греет! — зло огрызнулся Шестопал.
— Халявщик!
— Ну, и чего теперь делать?
— Какие проблемы, Максик? — поинтересовался Романцов.
— Жопа-то вся сахарная, ко всему приклеивается! — развел руками пострадавший от пули снайпера Шестопал.
— Что делать? Что делать? Замачивать! — отозвался с нар невозмутимый Димка Коротков, где, устроившись по-турецки, здоровенной цыганской иглой зашивал дырки на изрядно потрепанной разгрузке.
— Похоже, из черной смородины компотище был, — констатировал Миша Тихонов, тщательно рассматривая сзади, уделанные в пух и прах, штаны Шестопала.
— Знатный, видать, был компотище!
— Сладенький, наверное, — съязвил сержант Рубцов, потягиваясь на нарах.
— Рубец, кончай душу травить! И без тебя тошно!
— Такой не отстираешь, глухой номер. Так и будешь до дембеля лиловой задницей маячить!
— Эх, и отличная цель для боевиков будет. Издалека видать! — поддакнул Вадик Ткаченко.
— А капитану Сутягину обязательно надо доложить, что «чех» завелся в окрестностях, — сказал старший сержант Самсонов. — Пусть его ребятишки попасут, сволочь.
— Хер его сейчас подловишь, уж наверняка, пятки салом смазал! Сидит в своей сакле, чаи гоняет!
— Мужики, где, говорите, он в вас долбанул? — поинтересовался снайпер Валерка Кирилкин,
