выгибаться от сладкой боли, истекая соком желания, млея от предвкушения близости…
Он ласкал ее умело, нежно, мучительно, не давая достигнуть пика наслаждения, но то и дело подводя к нему. Волны экстаза захлестывали ее, она дрожала, как в лихорадке. Отравленная желанием кровь кипела, громом отдаваясь в ушах.
Брюс чувствовал нетерпение Миранды и мужественно сражался со своим собственным. Он хотел взять ее еще там, на мотоцикле перед домом, хотел взять здесь, на балконе, под покровом ночи. Он пытался внушить самому себе, что это просто животная страсть, чисто физическое влечение, невозможность сопротивляться игре гормонов, но в глубине души знал, что это не так.
Он пытался оправдать свою страсть тем, что она была уж очень необычна, не похожа на других его женщин — эта смесь наивности и опыта, неловкости и грации, честности и скрытности могла возбудить любого мужчину! Но ее тело жаждало его любви с той же силой, что и его собственное. Ее сердце билось в унисон с его сердцем.
В этот момент он случайно посмотрел на Миранду, окинул ее взглядом, всю, растерзанную, практически полностью обнаженную, выгнувшуюся над перилами балкона. Она раскрывалась ему навстречу, она молила о близости, и ее нежная плоть пылала от нетерпения. Потом руки Миранды скользнули по его груди, животу вниз, где узкая дорожка рыжеватых жестких волос скрывалась под поясом брюк. Все сомнения остались где-то там, далеко, в реальном мире, а здесь и сейчас осталось только бездонное небо, и Брюс подхватил Миранду на руки, мимоходом подивившись ее невесомости, отнес в комнату и почти швырнул на громадную кровать.
Она тут же вскочила, обняла, обвилась, руки скользнули ему под рубашку, нетерпеливо сорвали ее…
Он повалил ее на спину, не давая вырваться, просунул ногу между судорожно сжатых бедер, с глухим стоном опустился на нее, еще пытаясь быть нежным и осторожным…
Аромат ванили, сладость ее губ, огненный шелк ее кожи.
Брюс не помнил, когда остатки их одежды разлетелись по комнате. Это не имело значения. Он видел перед собой только ее обнаженное тело, светящееся в темноте и невыразимо прекрасное. Он целовал темные ягоды сосков, ласкал стройные бедра, короткими, жадными прикосновениями возбуждал ее разгоряченную плоть…
Они на секунду отстранились друг от друга — только для того, чтобы встретиться глазами и улыбнуться. В глазах мужчины горело восхищение, в глазах женщины — любовь и гордость.
— Я хочу тебя…
— …Больше, чем кого-нибудь когда-нибудь в этой жизни…
— …Брюс…
— …Миранда…
Она закрыла глаза и отдалась бешеному ритму, заданному Брюсом. Жаль, что все кончится так скоро, промелькнула у нее в голове последняя мысль перед тем, как время скрутило пространство в спираль и звездное небо затопило маленькую спальню…»
Вообще-то нельзя сказать, что книги Триш Хатауэй ему СОВСЕМ не понравились. Сэнди оказалась права — перо у Триш было бойкое. Разумеется, она никакого внимания не обращала на достоверность некоторых фактов, поэтому и Шаолинь у нее был в Японии, и русские даже летом не снимали меховых шапок-ушанок, и автомат стрелял во врагов чуть ли не из-за утла… но в остальном вполне захватывающее чтиво.
Он удрал из дома и два часа гулял с Бонусом, за это время прослушав полтора романа, а потом зажег свет в коровнике и наскоро перелистал последний роман, тот самый «Бриллиантовый переполох», по мотивам которого и намечалась литературная вечеринка. Потом перегорела лампочка, и он решил попробовать пойти домой, но оказалось, что входная дверь заперта на засов. Мэтт Саймон тихо проклял авантюрно-эротические романы всех времен и снова отправился гулять, приведя Бонуса в состояние крайнего изумления.
Итогом этой морозной ночи стало ознакомление с пятью без малого произведениями Триш. Остальные диски лежали в спальне, а туда Мэтт не сунулся бы даже под угрозой немедленной ликвидации. Он боялся, что Триш-Миранда все еще ждет его появления.
А под утро ему вообще приснилась Сэнди, она улыбалась и что-то хотела ему сказать, но Брюс не слышал, что именно, и потому расстроился. Ночевать на морозце ему приходилось и раньше, что такое простуда, он сроду не знал, а Бонус согревал ноги не хуже печки. В общем, ночевка была вполне сносной. Зато пробуждение…
Странно, как все меняется. Еще вчера утром ему хотелось смотреть и смотреть на черноволосую стройную женщину с изумленными серыми глазами, а сегодня при виде Триш-Миранды у себя на коленях он едва не заорал в голос.
Надежды, что к утру она придет в себя, быстро растаяли. Видимо, внутренняя Миранда в Триш тоже отдохнула и набралась сил. Во всяком случае, шла она очень бодро, а уж замечание насчет свадьбы…
Тут надо прояснить вот что.
Конечно, эротические сцены он пропускал. Не тот уж возраст, как говорится, чтобы порнушкой баловаться. Однако ознакомился с парочкой, так сказать, чтобы просто иметь представление.
Выводов было сделано несколько. Во-первых, если Миранда все-таки сумеет добраться до своего Брюса — Мэтт даже за эти два дня просто умрет от полового истощения. Суперагенты занимались ЭТИМ всегда, везде и в любую свободную минуту, в перерывах быстренько успевая расправиться со злодеями и спасти мир. Собственно, благодаря обилию этих сцен Мэтту и удалось осилить пять книг за ночь.
Во-вторых… чертовка Триш очень хорошо писала, это факт. Уже после первой ознакомительной сцены Мэтт слегка вспотел и стал оглядываться по сторонам с несколько блудливой улыбкой, хотя это была явная глупость, увидеть его никто не мог, а уж понять, что он слушает, тем более.
В-третьих… ну конечно, она не девственница и даже, скорее всего, не та скромница, какой ее, Триш, привыкли видеть. Анатомию и физиологию она знала отлично.
Теперь Мэтт хорошо узнал и своего литературного двойника, Брюса Хоука. В принципе, определение «красивый, блудливый кобель», данное ему Мэттом в разговоре с Сэнди, подходило как нельзя лучше. Дамочки в первых двух романах так и сыпались к Брюсу в койку, а Миранду он оставлял на сладкое. Портрет Брюса действительно напоминал Мэтта, разве что замечание насчет телосложения «как у греческого бога» Мэтт опустил бы. И о самом страшном.
Тут Мэтт не выдержал, хохотал до упаду.
Видимо, в какой-то момент автор понял, что при такой частоте и интенсивности половых связей Брюс Хоук просто-таки обречен рано или поздно на отцовство — и решил сделать секс в книжках безопасным до предела.
Некоторую часть своей мужской гордости, а именно левое яичко, Неотразимый Брюс потерял в третьем романе под названием «Вознесение в бездну». События развивались стремительно. Кровавый маньяк Флери, неоднократно убиваемый на страницах романов Триш, а потом восстающий из ада не хуже иного призрака, сумел пробраться в неприступный шотландский замок Миранды и Брюса, взял в плен верных слуг — садовника и экономку — и принялся их жестоко пытать, а потом еще и подложил бомбу в подвал. Разумеется, Миранда и Брюс подоспели вовремя, чтобы спасти верных слуг, но разминировать здание уже не успевали. Миранда унесла на плече бесчувственную экономку, Брюс — окровавленного и бесчувственного садовника, и вот тут-то, когда они практически оказались в безопасности, Миранда вспомнила о своей ручной игуане.
Брюс, видя горе своей боевой подруги, рванул обратно, пробежал — по прикидкам Мэтта — за две минуты километров пять, ворвался в дом за несколько минут до взрыва, нашел перепуганную игуану (чистая брехня, они ничего не боятся) и сунул ее в карман. Потом пришлось прыгать из окна, переплывать бурный поток — словом, ничего удивительного, что игуана с перепугу вонзила свои слегка ядовитые зубки в то, что попалось ей, так скажем, в первую очередь. В левое яйцо героя.
Мэтт хохотал, вытирая слезы с глаз и одновременно страшно жалея незадачливого суперлюбовника.