Она вспыхнула. Делиться этой тайной с дядей Диком почему-то не хотелось.
— Он просто помог мне. Отнесся по-человечески. Я ему благодарна.
— Ну ладно, ладно. Мы ему позвоним из дома. Бери сумку — небось и распаковать не успела? Поедем.
Полицейский проводил отъезжавших профессионально подозрительным взглядом, но подопечная весело смеялась и поддерживала невысокого толстяка под руку, добровольно села к нему в машину, вела себя совершенно естественно…
Патрульный пожал плечами и занялся кроссвордом.
12
Всю дорогу дядя Дик был сама любезность, но, едва они вошли в дом, разительно переменился. Стал мрачен, неприветлив, почти груб. Буркнул что-то и ушел к себе в кабинет.
Сэнди отнесла сумку в свою комнату и немножко посидела на кровати, растерянно оглядываясь по сторонам. Почему она согласилась приехать? Зачем? Никакой тети Бет нет и в помине, дом по-прежнему пуст и мрачен, дядя Дик странно себя ведет.
Она решительно тряхнула головой, встала и вышла из комнаты. Надо отвлечься. Если все время размышлять о плохом, можно свихнуться.
Она бродила по дому, в сотый раз удивляясь его несообразной величине. Тетя Бет терпеть не могла Змеиный остров, норовила уехать то в Вегас, то в Нью-Йорк. Ларри и Джерри, неугомонные близнецы, покинули родное, так сказать, гнездо лет восемь назад, уехав учиться. Дядя Дик всем шестидесяти с лишним комнатам предпочитал свой кабинет, а деловые встречи иногда проводил в библиотеке…
Сэнди очень любила библиотеку. Именно там, помимо книг, хранились пожелтевшие вырезки из газет и две-три сохранившиеся фотографии семьи Кроуфорд. Сэнди обнаружила их несколько лет назад случайно, когда полезла на верхнюю полку за трехтомником Вудхауса…
Странно, она не сказала о своей находке никому из домашних. Почему-то ей казалось, что это правильно — держать находку в тайне. Да и альбом — старинный, тисненой кожи, с медными узорными застежками — был совершенно очевидно спрятан у задней стенки шкафа, за книгами.
Сэнди птицей взлетела на третий этаж, прошла по коридору — почему-то на цыпочках, — осторожно повернула медную ручку и вошла в прохладный сумрак библиотеки.
Найдя альбом, она села возле окна и стала перелистывать жесткие страницы, подолгу вглядываясь в каждый листок.
Фотографии совсем маленькие, любительские, сделанные полароидом и потому почти выцветшие. Отец обнимает маму, мама смеется. Папа и мама в бумажных ковбойских шляпах верхом на лошадках- палочках, вероятно, на пикнике…
Пожелтевшие и рассыпающиеся на сгибах вырезки из газет. Холодные, циничные слова о гибели ее семьи. Почти неразличимый газетный снимок обугленных развалин ее родного дома.
«Джон Кроуфорд подозревается в поджоге собственного дома и попытке уничтожения своей семьи». «Злой гений химии!» «Семья Кроуфорда стала помехой его блестящей карьере». «Кто вы, доктор Кроуфорд?»
Слезы навернулись на глаза Сэнди, закапали на листки бумаги. Как же так, папа?! Неужели все они — чужие, равнодушные, циничные — правы? Неужели ты действительно мог это сделать с нами? С мамой, которую ты так любил? Со мной, с Сэнди-Солнышком, которую ты все время таскал на закорках?
Горячая слеза капнула прямо на смеющееся лицо отца, и Сэнди торопливо полезла в карман за бумажным носовым платком. Полароидные снимки смываются простой водой…
Альбом соскользнул и упал на пол, Сэнди торопливо нагнулась и подняла его…
Ничего не сломалось и не порвалось, но одна из страниц слегка расслоилась, и из нее торчал сложенный листок бумаги. Сэнди вытерла глаза рукавом и осторожно достала находку.
Через мгновение из ее груди вырвался судорожный вздох. Это была крошечная заметка из газеты, датированная двумя годами позже пожара.
«По сообщениям некоторых агентств, обнаруженные на канадском побережье человеческие останки, судя по некоторым признакам, с большой вероятностью могут принадлежать Джону Кроуфорду, пропавшему без вести два года назад во время страшного пожара на Змеином острове, Лоусон, штат Вашингтон. Кроуфорда обвиняли в поджоге, однако прямых доказательств найдено не было. Дело взято под контроль ФБР».
Руки у Сэнди дрожали так, что она была вынуждена положить альбом на пол.
Ее отец! Он был жив еще в течение двух лет — и ни разу не объявился? Невозможно.
Она всегда это знала, она никогда по большому счету не верила в его виновность.
Но почему дядя Дик ничего ей не сказал? Он хранит эту вырезку, он наверняка наводил справки и о ходе расследования, для дяди Дика в этом нет никакой сложности, ведь центр на Змеином острове связан со спецслужбами!
Что происходит?!
В этот момент позади нее распахнулась дверь — о да, теперь она могла слышать! — и негромкий насмешливый голос профессора Алекса Стэтема произнес:
— Как приятно видеть тягу молодежи к знаниям! Добрый день, милейшая и симпатичнейшая Сэнди. Почему вы так заплаканы? Рыдали над Джейн Остин? Или сестры Бронте разбередили вашу душу? А может быть, старик Диккенс — он же обожал описывать судьбы бедных сироток, которые всю жизнь терпели мучения, но в конце концов обязательно получали главный приз… если не умирали от чахотки, разумеется.
Он продолжал балагурить, но дядя Дик, хмурый и напряженный, уже шагнул вперед.
— Что ты читаешь, Сэнди?!
Слезы высохли. Паника и отчаяние уступили место спокойной ярости, ослепительной и холодной. Сэнди вдруг представила себе Дона Каллахана — огромного, мощного, спокойного и непоколебимого как скала. Чего же теперь ей бояться? Все самое страшное с ней уже случилось — а от всего остального ее защитит Дон.
Она шагнула вперед и протянула Ричарду Гейджу пожелтевший листок.
— Что это значит? Мой отец был жив? Он погиб только через два года после пожара. Ты ничего не узнал? Позволь тебе не поверить.
Глазки Ричарда Гейджа тревожно забегали. Он страдальчески заломил брови.
— Сэнди, милая, мне жаль, но… это была просто газетная утка.
— Утка, взятая под контроль ФБР?
— Твой отец мертв — это неоспоримый факт.
— Да. Но умер он через два года после пожара. Что происходит, Дик?
Она впервые в жизни так к нему обратилась.
Если бы взглядом можно было убивать, эта маленькая дрянь его прожгла бы насквозь. И этот голос… бож-же ты мой, сопливка Сэнди выросла. Щенок показывает зубки — и даже не понимает, что против двух матерых волков ему все равно не выстоять.
Хороший голосок. Теперь сработает. Конец двадцати годам ожидания. Теперь все небо в алмазах — это уже не поэтический образ, а реальность…
Ричард Гейдж вырвал альбом у нее из рук и направился к камину, бормоча:
— Надо было сразу сжечь этот мусор… Я сожгу эту дрянь.
— Нет! Не делай этого! Это все, что у меня осталось…
Он обернулся и со злобой уставился на нее.
