Его завербовали в Гонконге. Там он подрабатывал тренером в спортзале, уехав из Китая после смерти Мэй Линь. Невысокий чернявый парень хрупкого телосложения ходил на тренировки в течение недели. Тому было жаль неумелого малыша, и он добросовестно обучал его приемам самообороны.
Через неделю занятий парень исчез, а к Тому в кафе подсел кряжистый, хмурый и небритый мужик с татуированными руками и короткой шеей профессионального борца. Он в нескольких словах обрисовал грядущее мероприятие, а потом назвал такую сумму вознаграждения, что Том почти не раздумывал.
На небольшой базе в Тихом океане, куда их всех доставил маленький спортивный самолет, Том встретил чернявого малыша. Его звали Марко Гонсалес, и в течение десяти дней он учил Тома и остальных новобранцев убивать людей одним ударом пальца, ладони, кулака, ножа, приклада — что есть под рукой. Том немножко чувствовал себя дураком, немножко гордился собой, немножко побаивался, предчувствуя недоброе.
Их привезли на самую обычную войну. Вся и разница, что в газетах об этой войне не писали и официально ее никто никому не объявлял. Том очень быстро понял, что это не для него. Совершенно.
Но контракт был подписан, маленькая война шла своим чередом, и волей-неволей Том Хэккет учился — если и не убивать, то выживать.
Солдатом удачи он был полгода, потом еще три месяца бегал по всему миру, потому что боялся, что его не отпустят. Только встретив два года спустя малыша Гонсалеса в Гамбурге и поговорив с ним, Том успокоился.
Не гони волну, сказал малыш. Мы же не спецаки, не зеленые береты. Обычная наемная работа, только и всего. Отработал — домой! Другое дело те психи, кто без этого жить не может, сказал Гонсалес. Такие живут от контракта к контракту, а деньги даже потратить не успевают. Для этих главное — война. Я вот не такой, сказал малыш Гонсалес. Я жениться собрался и бар открыл. Теперь с деньжатами все будет класс. Пойдем, сказал Марко Гонсалес, познакомлю тебя с невестой. Она со мной будет работать, в баре.
Невеста была красивая и высокая, белая такая немка, но Гонсалесу она нравилась, а Гонсалес — ей. Том пожил у них пару дней, пока оформлял документы на следующий корабль. В следующий раз он попал в Гамбург через четыре месяца и сразу пошел в бар к Гонсалесу.
Труди встретила его приветливо, а на вопрос, где Марко, потемнела лицом и расплакалась.
Малыш Гонсалес успел жениться и открыть свой бар, а через неделю после свадьбы завербовался на новую войну. Потом — на вторую. На третьей, пять дней назад, его убили. Командир привез Труди посмертный гонорар Гонсалеса и его медальон. Сказал, что похоронили малыша в джунглях.
Том осторожно погладил приклад. Главное — слиться с оружием в единое целое. Это как любовь между мужчиной и женщиной. Надо слиться воедино и понять, о чем думает тот, второй. Чего хочет. Что ему нравится. Стать тем, вторым, хотя бы на время.
Винтовка хотела убивать. Она больше ничего не умела.
Том навел на сереющую тьму прицел и замер. Вот шевельнулся клочок тьмы. Вот от нее отделился смутный силуэт.
Наверху — голова, в середине — живот, так учил Гонсалес. Лучше всего стрелять туда, меньше возни. Если вам нужно взять языка, тогда палите очередью ниже середины.
Языка нам брать не нужно. Нам нужно уйти из буша живыми.
Выстрел. Вскрик. Силуэт осел на землю. Рядом нарисовался второй силуэт — Том снова нажал на курок. Выстрел. Вскрик. Тишина.
На другом берегу маори почти бесшумно прикончили еще двоих мужчин. Третий, последний, полз по земле, волоча безжизненные ноги и оставляя кровавый след. Охотники наставили на него огненные палки и стали терпеливо ждать Тома.
Мел из последних сил поддерживала Нелл Куинс. Они медленно шли вокруг болота, которое на самом деле оказалось обычной лужей.
Руки у Мел саднило и жгло, голова раскалывалась, а на душе было пусто и тошно. Том крикнул им с того берега, что все кончено и можно выходить, вот они и шли. Нелл почему-то шла еще хуже, чем Мел.
Уже у самого лагеря она услышала, как слева что-то громко плеснуло. Повернулась — и увидела, как в трех метрах от нее в предполагаемой луже медленно исчезает двухметровый крокодил. Мел проводила его задумчивым взглядом, а потом оставила Нелл без всякой опоры, подошла к Тому Хэккету и взяла его за грудки.
— Ты что ж мне врал, Хэккет! Кто говорил, что это обычная лужа?
— Не море же.
— Кто говорил, что здесь не водятся крокодилы, потому что еще вчера ее здесь не было?
Том с улыбкой обнял Мел за плечи.
— А разве ты полезла бы в воду, если бы я сказал тебе, что это болото с крокодилами?
Тут за спиной Тома послышался короткий хруст, и в ту же секунду закричала Нелл:
— Том! Сзади!
Мел швырнуло в сторону, а Том развернулся и вскинул винтовку так быстро, что оба эти движения практически слились с выстрелом.
Из кустов лицом вперед выпала женщина. Рыжие волосы рассыпались вокруг головы огненным снопом. В руке женщина все еще сжимала помповое ружье на взводе.
Том был бледен, как сама смерть. Нелл подскочила к нему, трясущейся ладонью попыталась погладить по щеке, но он почти грубо отшвырнул ее руку.
— Том, Том, что с тобой, ты ранен? Мел, посмотри, он не ранен?
— Я убил женщину.
Его голос был глух и полон боли. Казалось, Том Хэккет не понимает, что случилось.
Мел устало опустилась на землю и тихо сказала:
— Не переживай так из-за нее, мальчик. Это она убила Сэма. Мэгги. Мэгги Дойл Аминь.
14
Для начала их вывели обратно к маори, и там Нелл и Мелани мылись горячей водой, ели горячую пищу и пили горячий травяной отвар. Потом их завернули в травяные покрывала и оставили спать в хижине, но спать они не могли, слишком напряжены и взвинчены были нервы. Мел к тому же страдала от боли в обожженных руках.
Они выбрались на воздух и обнаружили, что прогноз был неверен, и светит солнышко, а птицы распевают по всему бушу, нимало не смущаясь присутствием маори.
Перед хижиной вождя к крепкому столбу, вбитому в землю, привязали единственного оставшегося в живых бандита. Это был Дью. Маори перевязали его раны, но он все равно едва мог двигаться. Это не мешало ему смотреть на всех взглядом, полным звериной ненависти, и даже шипеть, когда кто-нибудь подходил ближе.
Том Хэккет, видимо, был сделан из стали, потому что успел сгонять в лагерь и принести оттуда останки рации. Теперь он сидел на солнышке, опять одетый в одну только набедренную повязку из тростника, и трудолюбиво ковырялся в искореженной рации. Нелл хотела подойти к нему, сесть рядом, но Том поднял голову и посмотрел на нее так холодно и нетерпимо, что она смутилась, шагнула назад, споткнулась и едва не упала.
Издалека доносился странный рокот. Он то нарастал, то затихал, и Нелл никак не могла понять природу этих звуков.
— Том…
— Что?
— Что это гремит?
— Барабаны.
— Какие?