меня это еще важнее, пускай тебе и наплевать, — я спасу человеческие жизни. Я всех надежно отключу, и мы возьмем их на борт как пленников, вместо того чтобы уничтожать, как планировали вначале гуманоиды. А сама я ничем не рискую… Ну, разве что подстрелят из «Гускварны».
Хаген. Из «Гускварны»?! Боже, Клу! Откуда у первобытных настоящее оружие? Я думал, у них все больше луки да стрелы…
Клу. Точно не знаю. Но здесь его очень много, и пользуются им не только первобытные, но и гвардия Эйкена Драма.
Хаген. Вот сучество!
Клу. В маленьком сценарии Кугала и Ноданна мне отводится главная роль, и в то же время опасность для меня минимальна.
Хаген. Что ж, удачи тебе, сестренка. Но смотри: в замок Эйкена ни ногой! Ни под каким видам, слышишь?
Клу. Да ладно, ладно, не бойся.
Хаген. Подумай о нас и о временнОм люке. Мы все рассчитываем на тебя. Только ты можешь быть посредником между нами и отцом. Выйдет же он когда-нибудь из барокамеры… если он действительно там. И когда вернется к жизни, то уж не станет торчать на Окале, а свалится прямо нам на голову, будь уверена. Если кто и способен на него повлиять, так это ты.
Клу. Я все время вызываю его, и никакого толку. Скорей всего, он в барокамере. Если, конечно… Слушай, Хаген, а не могло так случиться…
Хаген. Не будь идиоткой!
Клу. Но ведь Фелиция чуть не убила Эйкена. И если она ретранслировалась в Северную Америку, то могла, невзирая на экраны, заявиться прямо к папе в обсерваторию под прикрытием его внешнего луча…
Хаген. Да жив он, жив, черт бы его побрал!
Клу. Тебе не удалось пробиться к Маниону?
Хаген. Нет. Вейко все время пытается, но не может собрать необходимую мощность для скрытого канала… Все-таки он во многом уступает покойному Вону. А работать открытым текстом мы не рискуем. Но, кроме Алексиса, никто на Окале не скажет нам правды.
Клу. Они здесь. Мне пора идти.
Хаген. Будь осторожна, детка, очень тебя прошу!
Клу. И ты тоже… Не сочти за труд, сделай для меня несколько стереокадров Гибралтара. Стоящее, должно быть, зрелище.
Охотники на бекасов из лагеря в Ущелье Гиен наткнулись на Дугала. Через неделю после засады фирвулагов он был все еще жив, но без сознания. Тело его превратилось в кровавое месиво ран и укусов насекомых. Ему удалось проползти около двадцати километров, прежде чем он потерял сознание на болотах чуть южнее самшитовой рощи, где были спрятаны летательные аппараты.
— С восторгом в гроб я лег бы, как в постель! note 22 — пробормотал Дугал, когда спасители вытащили его из грязи. — О мавританка! Так горькою своей судьбой измучена, что жизнь на карту хоть сейчас поставлю! note 23
— Самой иногда так тошно — хоть ложись да помирай! — откликнулась Софронисба Джиллис. — Ну, выкладывай, сучий потрох, как ты ускользнул от Ориона и остальных.
Но речь Дугала перешла в бессвязный лепет. Уже когда его приволокли в лагерь, он на миг очнулся при виде двух запаркованных машин и простонал:
— Увы! Гордые соколы пойманы и растерзаны… — И тут же снова погрузился в транс.
Фронси и ее спутники отнесли бесчувственного Дугала в лазарет. Сгустились сумерки, чуть щербатая луна посылала свои поисковые лучи сквозь густые ветви самшитовых деревьев и серебрила черную обшивку экзотических птиц. Все бастарды Бэзила, кто нынешней ночью не был в дозоре, собрались возле палатки. Но опытные лекари Тонгза и Магнус Белл никак не могли привести пленника в чувство.
— Думаю, это безнадега, — сказал Магнус Бэзилу. — Парень в шоке. Ко всем поверхностным ранам у него почти наверняка прободение селезенки. Одному Богу известно, как он вообще еще жив.
— Пошли все вон отсюда! — распорядился Тонгза.
Бэзил повел всех на залитую лунным светом поляну.
— Надо непременно выяснить, что сталось с партией, конвоировавшей пленников, — на ходу говорил он Софронисбе. — То ли Дугал просто сбежал, то ли они нарвались на людей Эйкена, то ли на фирвулагов. Ты уверена, что он не сказал ничего осмысленного? Ни намеком не сообщил, что наше укрытие рассекречено?
Чернокожая женщина-монолит пожала плечами.
— Да нет, обычный словесный понос. Все Шекспира цитирует. Когда мы притащили его сюда, он что-то лопотал про машины. Называл их «гордыми соколами» или еще как-то.
Бывший профессор Оксфорда вытаращил глаза.
— Что он сказал? Дословно?
Вперед выступил один из охотников за бекасами.
— Я запомнил! Он сказал: «Гордые соколы пойманы и растерзаны».
Взгляд Бэзила остановился на длинноногих летательных аппаратах с опущенными крыльями и кабинами, напоминающими склоненные птичьи шеи. Он продекламировал:
Был гордый сокол пойман и растерзан Охотницею на мышей Ты был затравлен и убит совой.
— О Аллах! — выдохнул техник Назир.
— Н-да, в точности мои собственные чувства. — Бэзил погладил свой золотой торквес. — Как ни туманно, однако, боюсь, цитата Дугала допускает одно-единственное толкование. И стало быть…
— Стой! Стрелять буду! — раздался крик с противоположной стороны каньона.
Послышались другие голоса и топот ног; среди густых теней за второй машиной вспыхнули лучи электрических фонариков.
— Кому говорю, стоять, не то уложу на месте! — вопил Тэффи Эванс.
Пятна света скользнули по стволу красного дерева, к которому прижалась хрупкая женская фигурка. Инженер в кринолине и круглом жабо наставил на нее копье с железным наконечником, и незваная гостья отчаянно разрыдалась.
Бэзил и все бастарды застыли как громом пораженные.
— Не убивайте меня! — всхлипывала женщина. — Пожалуйста, не убивайте!
Охрана, обступив пленницу, двинулась к Бэзилу.
— По крайней мере человеческой породы, — сообщил мистер Бетси, — а не ихний поганый оборотень!
— Да, да, я человек! — подхватила женщина и споткнулась.
Тэффи Эванс быстро переложил в другую руку шоковое ружье и поддержал незнакомку. Она благодарно улыбнулась ему.
— Не спускай с нее прицела, Тэфф! — предупредил бдительный трансвестит в маске королевы Елизаветы Первой. — Одно неловкое движение — и ты взлетишь на воздух!
— Да будет тебе, — отмахнулся пилот.
Когда пленница ступила в полосу лунного света, она показалась всем настолько безобидной, что даже охранники заметно помягчели. На ней были белые полотняные шорты, клетчатая рубашка, завязанная узлом под грудью, и небольшой рюкзак за плечами. Белокурые волосы, перехваченные на затылке узкой ленточкой, отливали чистым блеском луны. Несмотря на испуганный вид и слезы, она была так ангельски хороша, что у бастардов дух захватило.
Бэзил шагнул вперед; в открытом вырезе рубахи-сафари сверкал золотой торквес. Клу Ремилард подошла к нему вплотную и проговорила:
— Вы, надо думать, профессор Уимборн!
— Боюсь, я не имел чести… — начал было альпинист, но вдруг на него нахлынули боль и досада.
«Как же я мог не узнать Алису?» — подумал он. Взрослую и быстроглазую Алису с лебединой шеей, сбежавшую из Страны Чудес и теперь прикладывающую пальчик к его губам. Одновременно он
