— Нет. Это слишком опасно. — Кончиком пальца он коснулся ее носа, а затем щеки. У кого-нибудь другого это могло бы служить проявлением любви. — Ситуация очень непростая, уж поверь мне, — прошептал он с каменным лицом. — Пожалуйста, наберись терпения. Ждать осталось недолго. Джереми жив. Я не вернусь без него. Клянусь! Уж поверь мне.
Поверить ему? Как можно верить человеку, уже однажды ее обманувшему? Человеку, который, ясно же, что-то от нее скрывает.
Чейенн бросилась ему в объятия, и он не выпускал ее, пока она не успокоилась.
— Верь мне, — повторил он, снял ее руки со своих плеч и скрылся за дверью.
Готовится нечто ужасное.
Связанный по рукам и ногам, с кляпом во рту, словно поросенок, которого везут на бойню, Джереми от страха дрожал в своей мокрой пижамке. Во рту у него пересохло, он глотал с трудом. Перед окном рос высокий кипарис. Ах, был бы он свободен, он вскарабкался бы на самую вершину дерева — попробуй его оттуда достать!
Он никогда не придет домой. Не влезет на дерево. Не прочтет книгу.
Не получит в школе приз за то, что знает больше своих товарищей. Не увидит маму.
Сидевший напротив у телефона Лысый взирал на него с убийственной ненавистью, грязным полотенцем вытирая пот со лба.
Чего он ждет?! Вот уже два дня они торчат в этом душном, жарком домишке. Телефонный аппарат на столе зазвонил. Лысый, узнав голос говорившего, засмеялся. Затем у него от удивления отвалилась нижняя челюсть.
Минуту спустя он грохнул аппаратом об стол и схватил свой нож. Неровные половицы заскрипели под его тяжелыми шагами, когда он направился к Джереми.
Огромное лезвие ножа блестело. Глаза Лысого горели жаждой убийства.
Джереми закрыл глаза.
Он собрался умереть.
Он хотел к маме.
Мамочка...
По его щеке скатилась слеза. Интересно, подумал он, Господь Бог разрешает маленьким мальчикам, ставшим ангелами, лазить на небе по деревьям?
Глава шестая
Едва завидев длинный черный лимузин Каттера, въезжавший на затененную деревьями подъездную аллею, Чейенн выскочила из дому. От волнения она не заметила, что земля под ногами влажная, листья позеленели, а на деревьях и кустах распустились новые цветы.
Затаив дыхание, она смотрела, как машина затормозила и отворилась задняя дверца.
Из нее вышел Каттер, держа на руках безжизненно повисшее тельце мальчика.
Мигом оказавшаяся рядом Чейенн с ужасом уставилась на следы побоев, покрывавшие щеки и шею Джереми.
— Ничего, заживет, — мрачно усмехнулся Каттер, но поспешил добавить: — Надо вызвать врача.
Чейенн дотронулась до лба сына — он был холодный как лед. Мальчик не шевелился. Даже когда она поцеловала его и шепотом окликнула, он не проявил никаких признаков жизни.
Каттер обнял свободной рукой Чейенн за плечи и повел к дому.
Направляясь из тени раскидистых деревьев к ярко освещенному крыльцу, они тесно прижимались друг к другу, и она снова ощущала загадочные нерасторжимые узы, так крепко связывающие их.
Джереми, бледный, измученный, лежал в постели, крепко прижимая к себе безголовое туловище Винни-Пуха. Врач прописал ему успокоительные пилюли.
Чейенн с грустью наблюдала за тем, как поднимается и опускается худенькая грудь сына. Обычно такой живой и веселый, он лежал совершенно неподвижно.
Как много пришлось ему пережить!
— Не беспокойтесь, все войдет в норму, — заверил ее врач, когда Джереми закрыл глаза и она уже не видела затаившегося в них страха.
Чейенн легла рядом с сыном на узкую кровать и обняла его хрупкое тельце.
— Ты спасен. Ты спасен, — шептала она.
— Благодаря дяде Каттеру, — снова и снова повторял Джереми как припев, приобщая его к ним как бы навсегда, словно Каттер уже стал членом их семьи.
Благодаря дяде Каттеру... Этот припев, как ни странно, услаждал ее слух.
А сейчас она лежала рядом со своим сыном, чтобы он, проснувшись, тут же увидел ее.
Она хотела всегда быть с ним. И даже не могла себе представить, как выпустит его из виду.
Джереми проснулся посреди ночи и повернулся к ней. Впервые она заметила в мальчике разительное сходство с его отцом.
— Ты не можешь пришить обратно голову Винни-Пуху?
— Конечно, родной. Конечно. — Чейенн погладила густые черные волосы.
— Завтра?
— Зачем же завтра? Сегодня. Сию минуту. Пока ты спишь.
Они посмотрели друг другу в глаза, но оба умолчали о том, что было у каждого на душе.
— Теперь тебе нечего бояться, — прошептала она, беря из его рук обезглавленное туловище мишки.
Сын кивнул, но по широко раскрытым детским глазам она поняла, что он ей не поверил.
— Дядя Каттер сказал, что бояться не стыдно. Что ничего плохого в том, что я испугался, нет.
— Конечно, мой хороший.
Ей хотелось узнать все, что он пережил, вплоть до мельчайших подробностей, но у нее язык не поворачивался расспрашивать. Джереми тоже тянуло поделиться с матерью, но в глубине души он знал, что никогда не решится на этот шаг — слишком невыносимы были воспоминания.
— А дядя Каттер еще здесь? — Глаза мальчика чуть оживились.
— Да, — кивнула Чейенн, — и он здесь, и очень много людей, которые будут тебя охранять.
— Он показывал мне свой пистолет. И сказал, что застрелит злодея, если тот посмеет явиться снова. Я тоже хочу иметь пистолет. Дядя Каттер сказал, что даст мне пистолет и научит из него стрелять, чтобы...
— Шшш, шшш, спи...
Чейенн нахмурилась при упоминании о пистолете, но не только поэтому. Не означают ли слова Каттера, что он собирается остаться здесь навечно?
Джереми сонно улыбнулся, свернулся рядом калачиком и вскоре опять погрузился в сон.
А она продолжала думать о Каттере, говоря себе, что ее долг — отблагодарить его каким-нибудь образом.
Несколько часов спустя, когда сын еще спал, Чейенн поднялась и пошла к себе. Пришив голову Винни-Пуху, она приняла ванну, вымыла волосы любимым шампунем с запахом меда и гардении, высушила золотистую гриву и заколола ее наверх.
Опасность миновала. Травма постепенно затянется. Джереми дома. Это главное. Пройдет немного времени, и он опять начнет лазить по деревьям. Сад ее полон прохлады и пышной свежераспустившейся
