— Эй, не беспокойся! Тигр всегда выигрывает. Это моя любимая часть!
Даллас стояла у двери, словно ее парализовало, до тех пор, пока не закончился фильм и не появились крупные буквы через весь экран: Кристофер Стоун.
Потом она пошла на кухню и сварила кофе. Если она и была дурой, то он был чудовищем. Он допустил гибель собственного ребенка, а теперь хочет Стефи.
Боже!
В кухню вошел Патрик и достал из холодильника колу.
— Поставь ее назад. Можешь взять апельсинового сока или молока, — сказала она ровным голосом.
Его губы скривились. Но, взглянув на тетю, мальчишка взял себя в руки. И плеснул в стакан апельсинового сока:
— Разве Тигр — не лучше всех?
— Лучше, — прошептала она. — Самый лучший лжец и негодяй из всех живших когда-либо на свете.
Даллас обняла Патрика:
— Почему бы тебе не покататься на скейте или не заняться чем-нибудь еще? Я.., не очень хорошо себя чувствую.
Он кивнул и не увернулся от ласки. Даллас это глубоко тронуло: прежде подросток не позволял кому- нибудь обнимать себя, пока не появился Чане. Чане вытащил Патрика из скорлупы.
Когда племянник ушел, Даллас закрыла лицо руками. Что случилось с ними со всеми?
Благодаря Чансу Патрик научился общаться с людьми и перестал врать. Стефи стала меньше бояться, а близнецы — меньше перечить Даллас. Не догадываясь о том, кто он, Даллас позволила ему втереться в их жизни. Еще сегодня утром она проснулась, полная любви и нежности. А теперь чувствовала себя страшно опустошенной. Кристофер использовал ее. Он жестоко обманул их всех, чтобы получить Стефи.
Прозрение Даллас было мучительным. Она не могла поверить в то, что может заинтересовать кинозвезду. Однажды она уже допустила ужаснейшую ошибку, вступив в связь с мужчиной. Но теперь за ее слабость будут расплачиваться не только она сама, но и четверо детей. Даллас не могла поверить тому, что Кристофер искренне любит их всех.
Она подошла к окну и подняла штору. Кристофер слонялся по своей яхте. На какую-то долю секунды ее охватил трепет при воспоминании об их ночи любви. Как, должно быть, он смеялся над ней! Она думала о том, как осталась у него на всю ночь. Ее потрясло то, как она праздновала свою любовь, и то, что делали с ней его многоопытные руки и рот. А сейчас она испытывала унижение от каждого поцелуя и каждого своего жаркого стона. Ему не пришлось насиловать ее: она сама слишком страстно хотела его. Несомненно, она для него не больше чем развлечение — до тех пор, пока не отдаст ему его дочь. Вероятно, отчасти он даже презирает ее. Стоун имел репутацию бездушного соблазнителя. Неужели он намеревается обвинить ее в неспособности воспитывать Стефи — из-за того, что она переспала с ним? Кофе натощак вызывал тошноту, и Даллас вылила его в раковину.
Прошлой ночью она чуть не заплакала, увидев кровь на щеке Чанса. Даллас взглянула на свои ногти, и ей безумно захотелось исцарапать Кристофера.
Нет. Она сжала обе руки так, чтобы спрятать ногти. Штора, которую она выпустила из рук, упала. Даллас принялась мыть посуду. Ее руки дрожали, и она разбила стакан. Даллас порезала палец о сверкающий осколок и уставилась на свою кровь, капающую на белый фарфор.
Нет, она не пойдет к нему. Останется дома, чтобы успокоиться. Дождется, пока он придет за ней. А затем станет такой же хитрой, как и он. Покажет ему: не один он умеет обманывать.
Даллас постаралась не оставаться одной в то утро. Услышав на крыльце шаги Кристофера, она крепко схватила Стефи, спрятавшись за ней, как за щитом.
Когда Даллас увидела через окно высокую фигуру Кристофера, она испытала смесь различных эмоций. Он колебался, словно ему тоже стало нелегко смотреть ей в глаза. Затем нетерпеливо открыл дверь.
Его лицо потемнело от предательского чувства вины. Он попытался улыбнуться, и Даллас почувствовала неловкость и напряженность, которые он старался скрыть.
Она тоже нервничала. Ее щеки полыхали, а лоб вспотел. Она стиснула руки, чтобы он не заметил, как они дрожат.
Он заметил.
Не ощущая чудовищного напряжения взрослых, Стефи ударила по странице своей книги, скомандовав:
— Читай.
Глубокий озабоченный голос Кристофера наполнил кухню:
— Что читают девочки — историю о Белом рыцаре?
— Нет, Чане! — вскричала Стефи. — О волке, который пришел в дом к козочкам, и они впустили его, а он съел их всех.
Совсем как у них. Даллас вперилась взором в иллюстрацию, изображавшую несчастных козочек.
Кристофер молчал.
— Дорогуша, ты уверена, что следует читать ребенку такую страшную историю? — спросил он наконец.
— Думаю, это хорошая подготовка к жизни. Его рот неодобрительно сжался.
— Мне нравится, — зазвенел голосок Стефи.
— Хорошо. — Он наклонился и захлопнул книжку. — Беги поиграй, — коротко приказал он.
Под изумленным взглядом Стефи его манеры и голос смягчились:
— Я хочу поговорить с твоей тетей. Как только ребенок оставил их, Кристофер, обнял Даллас.
— А сейчас что не так? — Он воззрился на ее бледное лицо и нахмурился, словно был искренне озабочен. — Дорогая…
Ласка была так желанна и так прекрасна! Мышцы ее живота дернулись. О, как он хорош! И хорошо понимает это! Он чудовище. Но ее глупое сердце заколотилось. Почему она не могла устоять перед твердыней его мужественной груди? Даллас чувствовала, что вот-вот разрыдается. Ее рот слишком пересох, чтобы говорить; ее глаза затуманили подступившие слезы. Даллас отвернулась, чтобы Кристофер не увидел ее слез. Но он увидел и быстро выдохнул:
— Не плачь, Даллас. — Пауза. Его пальцы нежно гладили ее шею. — Я не могу вынести твоих слез. — Он поцеловал ее в лоб.
Ее решимость дать ему отпор была предательски поколеблена его поцелуем. Она отскочила от него;
— Не надо. Не сейчас. Могут войти дети. — Она кусала губы, удивляясь, как легко он лжет, если это так трудно дается ей.
— Хорошо. — В его голосе послышалась нотка раздражения. — Если ты уверена, что дело именно в детях.
— Уверена. — Она глубоко и с грустью вздохнула.
— В свое время придется сказать детям о нас.
— Нет! — ужаснулась она. Вопрос в его фальшивых карих глазах опалил ее.
Осторожно! И она продолжала уже спокойным голосом:
— Конечно же, мы скажем им. Но не сегодня. Для объяснения не будет достаточно времени: мне придется взять детей в город.
— Я поеду с тобой. Она бросилась к окну:
— Нет.
Его темный наблюдательный взгляд преследовал ее.
— Я никогда не видел тебя такой. Она засуетилась:
— Какой?
— Такой нервозной. Если это — чувство вины из-за последней ночи…
Да уж, насчет вины он специалист. Однако через мгновение ее глаза вспыхнули.
— Нет, дело не в чувстве вины!
— Тогда из-за чего? Она опустила глаза:
