Выпив вторую чашку кофе, Джордан заметил:
– Давай я помою посуду, а ты вытрешь ее, а, Мелани?
Он начал собирать тарелки в стопку, и тогда Джини заставила себя холодно обронить:
– Этого не нужно, Джордан. Ты наш гость. Мы все сделаем, когда ты уйдешь. – Особое ударение она сделала на словах «когда ты уйдешь».
Он посмотрел на нее, и на его лице – изменившемся, осунувшемся лице – ясно отразилась решимость. Джини ощутила что-то вроде вины: ведь он, должно быть, очень устал и от поездки, и от бессонной ночи.
– Я сказал, что вымою посуду, и сделаю это, Джини. А насчет того, что я уеду, так это ненадолго, уверяю тебя. – Он тщательно выбирал интонации. И, повернувшись к дочери, добавил: – Мелани, пожалуй, будет лучше, если посуду будет вытирать мама. Нам нужно поговорить.
– Ты великолепно подобрал выражение, или я ничего в этом не понимаю, – обрушилась на него Джини, едва за Мелани закрылась дверь.
Джордан поставил стопку тарелок в раковину, и оба мгновенно позабыли о них.
– Я не имею ни малейшего желания уйти из твоей жизни, Джини. Особенно после этой ночи.
– Прошлая ночь произошла по твоей инициативе, а не по моей.
– Ты хочешь убедить меня, будто не хотела, чтобы я остался? Что я заставил тебя?
– В каком-то смысле.
Его губы искривила усмешка. Она ненавидела, когда его все понимающие глаза обезоруживали ее.
Джини покраснела и с упреком бросила ему:
– То, что произошло прошлой ночью, не имеет значения, меньше всего я хочу повторения этой ошибки, превратив ее в нечто постоянное.
Она сорвалась с места, чтобы убежать из кухни и запереться в спальне до тех пор, пока он не уедет, но его крепкие руки обхватили ее запястья, и он изо всех сил прижал ее к своей груди. Джини старалась вырваться, но руки приковали ее к его телу. Джордан побледнел от боли, но ничего не говорил. Вдруг вспомнив о его ушибах, она прекратила сопротивляться. Его хватка ослабла, но только чуть-чуть.
– Джини, ты моя жена.
– Бывшая.
– Но это формальность, которую легко исправить.
– Это реальность. Она длится тринадцать лет, если быть точным. Всю жизнь. Или ты забыл?
– Черт побери, – сквозь зубы пробормотал он, – ты вернешься ко мне.
– А мне можно сказать, что я об этом думаю? Это моя жизнь. Моя и Мелани.
– Вот именно, и Мелани, – подхватил он мягко. И многозначительно.
Джини закусила верхнюю губу, ее сердце переполнилось чувством вины. Она не могла встретиться с ним глазами.
– Я не хочу говорить о Мелани.
– А я хочу, – продолжал он безжалостно. – Мы с ней побеседовали утром. Она с удовольствием приедет в Калифорнию.
– Джордан, зачем ты втягиваешь ее?
– Она наш ребенок. Это и ее будущее. Может быть, тебе нравится в одиночестве преодолевать финансовые трудности, чтобы удержаться на плаву, но Мелани – нет. – Его взгляд обежал порванный линолеум на полу, отбитые кафельные плитки, выщербленную раковину и стопку неоплаченных счетов на столике у телефона. – Она рассказала мне, что чувствует себя очень неуверенно из-за того, что у вас постоянно не хватает денег. Кроме того, ей все время было не по себе потому, что у нее нет отца.
– Эти сложности появились только после катастрофы.
– А что будет, если с тобой случится что-нибудь еще? – голос его смягчился. – Послушай, пойми меня правильно. Я считаю, что ты сделала для Мелани что могла: она умная, приспособленная к жизни и хорошенькая девочка. Но ей нужны оба родителя. Даже если бы я оказался таким глупцом и ушел отсюда, отказавшись от борьбы за тебя, я все равно оказывал бы вам финансовую помощь. Ты же понимаешь это. Но есть кое-что поважнее денег. Любовь. Семья. Тринадцать лет я был лишен этого. Да и вам будет лучше. Если бы тебе не пришлось так много работать, чтобы обеспечить вас обеих, у тебя было бы больше времени для девочки. Ты нужна ей, Джини, и – нравится тебе это или нет – я ей тоже нужен.
Прошло довольно много времени, прежде чем Джини смогла сказать что-то в ответ, но когда она заговорила, то так тихо, что Джордан едва мог расслышать.
– Думаю, ты догадываешься, что загнал меня в угол. Я уверена, Мелани слушает наш разговор, и она навсегда обидится, если я не сделаю того, что ты хочешь.
– Джини, я хочу, чтобы ты вернулась ко мне.
– Это ты сейчас говоришь. Но я сомневаюсь, будешь ли ты чувствовать то же самое, когда увидишь, насколько я не подхожу твоему блистательному образу жизни.
– Я в этой блистательной жизни чертовски одинок, а глядя на твою жизнь, вижу: она тоже не сахар.
– Вряд ли из этого что-то получится.
– Есть только один способ узнать, что из этого получится.
