— Я тоже, — шептала она в ответ, пока он покрывал поцелуями ее шею.
— Долгими ночами я не спал, воображая, как я это делаю, — сказал он, мучительно медленно начиная водить языком вокруг ее соска. — И это, — шепнул он, забирая сосок в рот.
Наконец-то. Она закрыла глаза. Потом он добрался до ее живота. Она смотрела, как он покрывает его нежными поцелуями.
Не спуская с нее глаз, он просунул руку между ее бедер.
— Можно, я покажу, что еще мне так хотелось делать?
Она сглотнула и кивнула.
Он проложил дорожку из поцелуев вниз к пальчикам на ногах. Потом так же медленно проделал обратный путь. Сердце ее стучало, дыхание участилось от предвкушения. Рука его, опередив губы, первой добралась до внутренней стороны ее бедра. Его пальцы оказались в том месте, которое больше всего нуждалось в его прикосновениях.
Все ее тело отвечало на круговые движения его руки между ее ног; она чувствовала, как его губы и язык дюйм за дюймом продвигались выше по ее ноге. Когда они оказались совсем близко от центра ощущений, она забыла дышать.
Его рот оказался там, где прежде была рука, и новые ощущения обрушились на нее. Это было так прекрасно. Боже мой! Неужели она произнесла это вслух? Она надеялась, что ее не убьет громом за такое богохульство. Но эта мысль, как и все другие, куда-то исчезла. Все, что она теперь знала, — это его язык. Он входил в нее пальцем, вынимал его и сосал.
Внутри ее нарастало нетерпение, голова металась из стороны в сторону. Ей хотелось сказать: «Не останавливайся, не останавливайся», — но слова не шли. Каждая мышца напряглась; она всем своим существом ощущала его язык, его рот. Ожидание становилось непереносимым, ей хотелось вопить от разочарования.
И вдруг ее тело стало содрогаться — по нему побежали волны наслаждения, такие сильные, что она подумала — этого ей не выдержать. А после она лежала безвольно, словно из нее вынули кости.
Когда он растянулся рядом, она вяло повернулась на бок. Он обхватил ее руками со спины. Она слышала, как он тяжело дышит у ее уха.
— Я люблю тебя, — сказал он, целуя ее в плечо.
Он легко касался пальцами ее кожи, отчего по телу побежали мурашки. Он целовал ее шею, щеки, волосы. Когда он взял в руку ее грудь, она почувствовала, что он возбудился, и придвинулась ближе. Он крепче сжал ее, и ей снова захотелось почувствовать его внутри себя.
Его рука снова была между ее ног, он горячо дышал ей в ухо.
— Ты моя единственная, Кейт. Единственная, которую я хочу. Единственная, кого я когда-либо хотел.
Когда он вошел в нее, она растворилась в его тепле и желании. Она не могла больше понять, где кончался он и начиналась она. Они двигались, как одно целое; они были одним существом. Когда он вскрикнул, его крик был и ее тоже, и она унеслась куда-то вместе с ним.
Она задремала в его руках, счастливая, с ощущением мира и покоя. Он хотел ее возвращения. Он любил ее.
Проснувшись, она повернулась в его объятиях, чтобы смотреть на него. Пламя камина подчеркивало мужественный силуэт, золотистую кожу и тугие мышцы. Ей давно хотелось вот так любоваться им. Он был так прекрасен, что у нее перехватило дыхание.
Он приложил ладонь к ее щеке. Его глаза цвета темного меда были серьезны, они смотрели в глубину ее глаз.
— Твое исчезновение чуть не убило меня, — шептал он. — Я не перенесу этого снова.
Утешая, она обхватила его руками и спрятала голову у него на груди.
Скоро они снова целовались. Это были теплые, длинные, влажные поцелуи. Расслабляющие, всепоглощающие, крепкие поцелуи. А потом он снова оказался внутри ее, и они задвигались вместе. На этот раз они двигались в бешеном темпе. Кэтрин перешла все границы. Она отдавалась полностью, ничего не оставляя себе. Она позволила его страсти и любви затопить ее и заполнить до отказа.
Через несколько часов она проснулась от порыва холодного воздуха. Она потянулась и села. В дверях стоял Уильям с подносом, полным еды, и с тяжелым кувшином.
Она улыбнулась ему, укутывая плечи одеялом.
— Погода испортилась, — сказал он, расправляя ее плащ на кресле перед огнем. — Мне сказали, что Роберт уехал вчера в самую бурю.
От запаха теплого хлеба и жареного мяса в животе у нее забурчало. Она подсела к маленькому столику. Судя по тому, как Уильям набросился на завтрак, он так же проголодался, как и она. Несколько минут они ели молча.
— Я знаю, как ты хочешь скорее попасть домой и увидеть Джейми, — сказал он, — но нам надо подождать, пока не утихнет буря. — Она сжала губы и кивнула. — Ты не рассердишься, если я признаюсь — я рад, что моя жена еще какое-то время будет целиком принадлежать мне? — Он перегнулся через стол, чтобы поцеловать ее долгим поцелуем. — Завтра наступит уже скоро, тогда мы и отправимся в путь.
Когда они затворились в спальне в Бомарисе, Уильям ни о чем не хотел спрашивать, чтобы ничто не помешало их полному счастью. Отдавшись страсти, они почти не разговаривали, если не считать слов любви.
Только пустившись в долгий путь домой, они начали делиться тем, что происходило с ними, пока они были в разлуке. Сначала Уильям рассказал о новостях повседневной жизни в замке Росс. Потом он захотел узнать о ее жизни в плену.
Прежде всего он спросил ее о времени, проведенном у Тюдоров, поскольку знал, что у них с ней не обращались сурово. Она развлекла его рассказом о проделках маленького Оуэна. И тут же лицо ее стало серьезным.
— Если бы ты появился днем позже, я оказалась бы в Харлехе. — Она плотнее завернулась в свой плащ и смотрела куда-то за горизонт. — Это чуть было не случилось.
Он спросил о Глендовере. Судя по тому, как она о нем говорила, было ясно, что предводитель мятежников ее восхищает.
— Маредадд сказал мне, что Глендовер всегда знает, правду ли ему говорят, но я сумела его переиграть. — Она коротко рассмеялась, и в ее голосе прозвучали нотки гордости. — С каждым разом мне удавалось это все лучше. Когда я сказала ему, что не беременна, я смотрела ему прямо в глаза — а у него такие глаза, которые читают в душе. Конечно, если бы меня вернули в Харлех, он увидел бы, что я ношу дитя, и никогда больше не поверил мне.
Близился полдень, так что Уильям приказал своим людям остановиться, чтобы поесть и напоить лошадей в ближайшем ручье. Он взял Кэтрин за руку и отвел в сторону. Они уселись перекусить у ручья на плоский камень. Светило солнце, но было еще холодно. Придвинувшись к нему, она взяла кружку с медовым напитком, которую он наполнил — одну на двоих.
— Глендовер мог подумать, что вы носите ребенка принца? — спросил он, раскладывая на тряпице вяленое мясо, хлеб и сыр.
Вопрос прозвучал неловко, может быть, ему не следовало задавать его.
— Глендовер начал сомневаться в том, что ему наговорили обо мне и принце, — задумчиво сказала она. — Однако он не хотел терять шанс получить в заложники единственного ребенка наследника английского трона, он бы держал меня и ребенка под замком.
Если бы это случилось, Уильям мог бы не дождаться ее возвращения, пока не был бы подавлен мятеж.
— Уильям, мне больно.
Опомнившись, он ослабил пожатие. Он поцеловал ее пальцы, сказав: «Прости, любовь моя».
— Эдмунд был весь изранен, когда вас схватили, — сказал он.
Ее глаза широко открылись.
— Вот как?
— Он долго не мог поправиться, — сказал Уильям. — Но сейчас он так же силен, как прежде, только хромает на одну ногу.
