Он поймал кувшин, но сидр вылился на его одежду и капал с рук. Отряхнув руки, он поднял глаза и увидел наблюдавшую за ним мать. Бровь у нее была удивленно поднята.
— Давно вы здесь? — спросил он.
— Достаточно давно, чтобы понять, что ты все делаешь неправильно.
Она подошла и дала ему салфетку со стола.
— Наверное, я слишком рано отослала тебя к отцу, — сказала она, качая головой. — Удивительно, как мало ты знаешь о женщинах, по крайней мере о таких, как твоя жена.
Уильям, как мог, отряхнул одежду, вытерся и бросил салфетку на стол.
— Иди сюда, сядь. — Элинор указала на кресла у камина. — Позволь мне тебе помочь.
Его мать наделала много непоправимых ошибок в своей жизни. До сих пор она приносила ему только боль и неприятности. Но его отчаяние было столь велико, что он согласился выслушать ее совет.
— Ты забываешь, на ком ты женат, — сказала она, когда они уселись у огня. — Женщина, которая посмела пойти против своего мужа и передавать сведения принцу, не похожа на других женщин.
— Конечно, она не такая, как другие, — проворчал он.
— Ты женат не на робком ребенке, так что не жди, что твоей жене понравится, если ты будешь обращаться с ней, как если бы она им была.
— Я не обращаюсь с ней как с ребенком, — выдавил он сквозь стиснутые зубы. — Я только хочу, чтобы она была в безопасности.
— Чего ты не понимаешь, так это того, что Кэтрин гордится своей силой. Для нее важно, чтобы ты ценил в ней и это качество.
— Вы хотите сказать, что мне следует позволить ей разъезжать одной в ее состоянии, потому что таков ее каприз?
Его мать вздохнула, давая понять, что он испытывает ее терпение.
— Я пытаюсь сказать, что тебе не нужно чрезмерно ее опекать. Если ты будешь это делать, она найдет способ противостоять. Или хуже, она смирится и станет не той женщиной, которую ты любишь. И в том, и в другом случае она будет чувствовать себя несчастной.
Уильям вспомнил тот день, когда он явился, чтобы взять замок. Кэтрин произвела на него неизгладимое впечатление. Она отважно вышла на мост одна, чтобы их встретить.
— Я с самого начала восхищался ее смелостью, — сказал он.
— Тогда ты должен сделать так, чтобы она это знала. Женщине нравится, когда ценят ее красоту и очарование, но она хочет, чтобы ее любили за то, что в ней лучшее, за то, что она сама в себе ценит. Иди к ней, — добавила ока, похлопав его по колену. — Она любит тебя, так что будет нетрудно все уладить.
В первый раз за все время, когда он перестал быть маленьким мальчиком, Уильям поцеловал свою мать в щеку. Он ушел, а Элинор еще долго смотрела на огонь, поглаживая пальцами то место, которого коснулся губами ее сын.
Уильям обошел их комнаты, но Кэтрин там не было. В его ушах еще звучало предупреждение матери, что Кэтрин может бросить ему вызов, поэтому он еще раз, более тщательно, осмотрел ее спальню. Никаких следов того, что она спешно собирала вещи, он не обнаружил. Сундук был закрыт, не то что в прошлый раз, когда Кэтрин сбегала в аббатство, и платья свисали, перекинутые через его край. Слава Богу.
Какой он глупец. Она, наверное, в спальне Джейми. Он собрался уйти, но обернулся. Все как будто на месте…
Не было ее сапожек для верховой езды.
Он схватил плащ и, перепрыгивая через две ступеньки, сбежал вниз. Когда он бежал через двор, белый пар вырывался у него изо рта — ночь была холодной. Сколько прошло времени с тех вор, как она ушла из зала. Он молился, чтобы она не успела уехать.
Влетев в конюшню, он увидел в дальнем ее конце горящую лампу. Не опоздал.
При виде неясной фигуры в капюшоне на него нахлынули воспоминания об их первой встрече в Монмуте. Встреченная им девушка показалась ему тогда открытой и решительной — внезапно ему стало ясно, что его мать была права.
Тогда он повел себя умнее. Хотя он был моложе и совсем не знал ее, он все понял. В ту ночь они смогли найти компромисс между ее решимостью сделать то, что, как она чувствовала, должна сделать, и его равной решимостью обеспечить ее безопасность.
Появилась надежда, что они снова смогут поступить также.
Стараясь не производить шума, он двинулся к ней. Подойдя сзади, произнес:
— Я вижу, ты еще не научилась седлать лошадь в темноте.
Она коротко вскрикнула и повернула к нему лицо. После долгого молчания она подняла бровь и произнесла:
— Полагаю, мне следует быть благодарной, что на этот раз ты не сбил меня с ног.
— Как и мне — за то, что ты не направила клинок мне в сердце.
Наклонив голову, он добавил:
— Хотя подозреваю, тебе бы этого хотелось.
— Я молю Бога, чтобы ты не довел меня до этого.
Ее тон вселил в Уильяма надежду, что она не взяла с собой кинжал.
Не говоря больше ни слова, она повернулась, чтобы снять с крюка уздечку. Он накрыл ее руку своей.
— Позвольте мне сделать это для тебя, — ровным голосом сказал он.
Она зло посмотрела на него. Но потом выражение ее лица смягчилось.
— Ты со мной?
— Я поеду с тобой, или ты не поедешь вовсе, — сказал он. — Как раньше.
Сердцу стало тесно в его груди, когда в первый раз за долгое время она ответила ему настоящей улыбкой.
Стража не смогла скрыть удивления, когда он приказал открыть ворота. Убеждая себя, что опасности нет, он подавил желание схватить повод ее лошади и повернуть назад. Господи, даже у мятежников достаточно здравого смысла, чтобы не разъезжать в такую холодную ночь, как эта.
Она повернула лошадь к тропинке, идущей вдоль реки. Он с облегчением увидел, что из-за беременности она придерживала лошадь. Пусть она и заставила его выехать на прогулку в холодную декабрьскую ночь, ему надо помнить, что обычно она поступает благоразумно.
Они спешились, дошли до берега и остановились, глядя на темную реку. Звезды и луна ярко светили на ночном небе. Уильям притянул ее к себе и накрыл своим плащом их обоих.
— Тебе тепло? — спросил он.
— Мм, — промурлыкала она, прижимаясь к нему. — Я знаю, почему ты поехал со мной в ту ночь в Монмуте, — сказала она. — Ты испугался, что будет, если ты потащишь меня в замок, отбивающуюся и визжащую.
— Да, это была первая причина. — Он тихонько засмеялся и потерся подбородком о ее голову. — Но позже хватило одного поцелуя, чтобы я захотел забыть о чести и увезти тебя. — Он закрыл глаза и крепче обхватил ее руками. — Вот почему мне было так трудно поверить в историю с отцом Джейми. Если бы я когда-либо оказался в постели с тобой, я не смог бы тебя покинуть, как он. Я бы убил Рейберна и, если бы потребовалось, пошел против короля, но после этого никогда не позволил бы другому мужчине владеть вами.
Помолчав, она спросила:
— Почему ты поехал со мной на этот раз? Что заставило тебя изменить решение держать меня в замке?
Он сделал глубокий вдох, выдохнул.
— Я не потому не спускал с тебя глаз, что считал слабой, — сказал он, хотя ему трудно давалось признание. — Я считал это своим долгом.
Она повернула к нему лицо:
— Слабость тебе несвойственна, Уильям Фицалан. О чем это ты говоришь?
— Я не знал страха до тех пор, пока не оказался перед закрытой дверью спальни, куда Эдмунд затащил тебя. А потом, когда я увидел тебя залитой кровью и решил, что ты мертва… — Он тяжело
