Рядом с ней шел Антонио. Они разговаривали. Брат был очень бледен, и сквозь его тело Мерседес видела улицу и дома. Конечно, ведь он был мертв.
– Ты что, не хочешь разговаривать со мной? – упрекал он ее.
– Как я могу с тобой разговаривать, если ты умер? Из угла его рта свисала тлеющая сигарета, руки были засунуты глубоко в карманы.
– Ну да, наверное, ты права. Помолчав, она спросила:
– И как это – быть мертвым?
Антонио пожал плечами и глубоко затянулся.
– Теперь мне не надо заботиться о здоровье. Курю, сколько влезет.
– Я тоже хочу умереть, – пожаловалась она.
– Нет, девочка, ты не хочешь этого.
– Тони, я правда хочу. Мама умерла, папа, ты – все умерли. Что мне делать одной?
Мерседес попробовала обнять его, но руки ее схватили воздух. Антонио сердито сверкнул на нее глазами:
– Прекрати! Даже не хочу слышать эти глупости.
– Говоришь, совсем как папа! – Тони отвернулся, и Мерседес сразу же пожалела о своих словах, вспомнив его яростные стычки с отцом. – Тони, ну извини! Я не это хотела сказать, ну куда ты уходишь?
Брат замедлил шаги, и они снова пошли рядом.
– Знаешь, папа иногда был прав. Ты так не думаешь? Мерседес становилось трудно улавливать выражение его лица, призрак становился все прозрачнее.
– Тони, зачем мне жить?
– Тебе нужны причины? – Он снова пожал плечами. – Теперь ты можешь делать все, что тебе по душе. Живи где хочешь. Ходи куда хочешь. Ты свободна.
– Я не хочу так!
На лице Антонио появилась хулиганская ухмылка – он никогда не умел долго на нее сердиться.
– Значит, тебе нужна причина, чтобы продолжать жить? О'кей, ухаживай за моей машиной. Дарю ее тебе. Ты теперь отвечаешь за нее.
– Тони, ну что за глупости! Зачем мне…
Она поняла, что разговаривает сама с собой. Оглянувшись, Мерседес узнала улицу, на которой стояла, – всего два квартала от дома родителей. Девушка дошла до дома, но заходить не стала. Она взяла машину и долго ездила по Городу, подыскивая себе место для жилья.
Это произошло очень давно. В тот день, когда Город дал Джекс имя, Мерседес возилась в своем огороде в Юнион-Гарден, собирая последние помидоры с грядок. Подняв голову, она увидела Антонио, стоявшего рядом. Мерседес улыбнулась ему. В годы сразу после Чумы он заходил поболтать к ней раз в несколько недель, а потом пропал. Сегодня она видела его впервые за несколько лет.
Брат курил и смотрел вдаль. На нем все еще была потертая джинсовая куртка и заляпанные машинным маслом джинсы.
– Привет, девочка!
– Я уже давно не девочка, Тони. Я теперь намного старше тебя, – со вздохом поправила его сестра.
– Ну, может быть, и так, но я все равно твой старший брат. – Он затянулся, выпустил облачко дыма и произнес уже серьезнее: – Я пришел предупредить тебя.
– О чем?
– Готовься. Сюда движется армия.
– Девушка, которая недавно пришла в Город, сказала то же самое.
– Не пренебрегай ее словами, девочка. Она знает, о чем говорит.
– Но как мне готовиться? – недоуменно спросила Мерседес.
Сжав сигарету в зубах, брат развел руки, как будто у него не было слов, чтобы описать необходимые приготовления.
– Решай сама. Я тебя предупредил. Теперь ты сама должна защитить себя.
Тони бросил окурок на землю и затушил его каблуком. Потом он исчез, оставив после себя запах сигаретного дыма и острую тоску по минувшим дням.
Дэнни-бой ухаживал за Джекс очень осторожно, как человек, который хочет поймать бабочку, не причинив вреда нежным крылышкам. Или, скорее, осу, которая может и ужалить, не прояви ты достаточно бдительности. Как бы то ни было, он не торопился.
Молодой человек приобрел привычку наблюдать за ее лицом, когда Джекс не видела. Когда девушка смотрела на него, в глазах ее всегда была настороженность, граничащая с враждебностью. Зато во сне ее лицо расслаблялось и становилось нежным, искренним и по-детски серьезным. Дэнни прокрадывался в ее спальню и любовался ею – она казалась такой маленькой и ранимой. Днем, охотясь, рыбача или роясь в подсобках в поисках синей краски, он все чаще начал ловить себя на мыслях о ней – о ее руках, глазах,
