и пьют чай. Настроение ее совсем упало. Надо же было так случиться, что здесь оказалась Мэри Педлер, беспокойно подумала Доминик. Что она им скажет?
Они словно почувствовали ее присутствие: обе одновременно подняли головы и увидели ее. Марион встала и подошла к дверям.
— Ну-ну, — недоброжелательно сказала она, — посещаете трущобы? Доминик вздохнула.
— Конечно, нет, Марион. Я… я пришла за моими вещами.
— Неужели? А где же ваш очаровательный супруг?
Доминик поднялась по ступенькам на веранду.
— Он на заводе. Там собрание совета директоров.
— О, конечно, для этого ему туда необходимо было явиться. Какое разочарование для вас! В первый ваш день!
Доминик подошла к Марион, и они посмотрели друг другу в глаза. Марион первой отвела взгляд.
— Ну, так вам лучше бы забрать их, — ворчливо проговорила она. — Что вы об этом деле думаете? — Это она спросила у Мэри Педлер. Мэри пожала худыми плечами.
— А как по-вашему? — Она посмотрела на Доминик. — Вам не кажется, что вы сыграли с Джоном довольно грязную шутку? Доминик вспыхнула.
— Да, да, по правде говоря, кажется, — негромко ответила она. — Но разве не хуже было бы выйти за него замуж, зная, что я не люблю его?
Мэри Педлер фыркнула.
— Любите? Ох, да повзрослейте же, Доминик! Любовь в этом климате живет недолго — впрочем, в любом климате, если на то пошло! Вы слишком романтичны! Мужчины не похожи на женщин. Им скоро надоедают люди — и места. И жены! — Тут она посмотрела на Марион.
Марион кивнула.
— Это правда! Уж не воображаете ли вы, что Винсенте Сантос любит вас?
Доминик сжала кулаки, так что ногти впились в ладони.
— Мне кажется, вы не можете судить о том, на чем основаны наши отношения, — напряженно сказала она.
Марион издевательски рассмеялась.
— Ах, Доминик! Я думала, вы женщина опытная. С вашими-то современными идеями и короткими юбками! Но вы, оказывается, в душе просто глупенькая простушка! Господь милосердный, существует, между прочим, такая вещь, как развод. Вы — не первая его жена!
НЕ ПЕРВАЯ ЕГО ЖЕНА!
Доминик с трудом сдержала страстный протест, который так и рвался с ее губ. Это не может быть правдой! Винсенте не был женат! Он бы сказал ей! Сальвадор сказал бы ей!
Но так ли это? Винсенте на самом деле почти ничего не рассказал ей о себе, и Сальвадор тоже не был особенно разговорчив. Он ничего не сказал бы ей без разрешения Винсенте Сантоса.
Она, видимо, побледнела, потому что Мэри с тревогой спросила:
— Что с вами, Доминик? Вы выглядите ужасно!
Доминик удалось расправить плечи.
— Нет… нет, со мной все в порядке, — машинально отозвалась она. — Извините… Я возьму свои вещи…
Марион кивнула, кинув на Мэри оценивающий взгляд, а Доминик нетвердо прошла в спальню, которая была отведена ей. Войдя, она бессильно опустилась на кровать, чувствуя, что еще немного — и она упала бы. ВИНСЕНТЕ УЖЕ БЫЛ ЖЕНАТ! Эта новость болью пронзила ее мозг. Но на ком? И когда? И где сейчас была эта женщина? Очевидно, он с ней развелся — или, может быть, она развелась с ним! Были ли у них дети? Может быть, он уже чей-нибудь отец?
От этого множества вопросов без ответа голова у нее пошла кругом, и ладони покрылись холодным потом. Ручеек пота стекал у нее по спине, а лоб пылал.
О Боже, с болью думала Доминик. Почему он не сказал мне? Как он мог допустить, чтобы я узнала об этом вот так? Так жестоко! Наверное, из-за этого Сальвадор и хотел убедить ее не ездить к Роулингсам. Он, видимо, опасался, что Марион выпалит это ужасное известие.
Губы ее пересохли. Непослушными пальцами она достала сигареты, облизав губы, чтобы бумага не прилипла к ним. Никотин дал ей временное успокоение, и она поняла, что ей придется сделать над собой усилие и собрать свои вещи. К счастью, большая часть ее одежды оставалась нераспакованной, личные вещи тоже лежали в чемоданах, так что ей надо было уложить только несколько немнущихся платьев и костюмов.
Дрожащими пальцами она кое-как сложила вещи, собрала в ванной туалетные принадлежности, в тот же мешок запихнула и всю свою косметику.
Она действовала автоматически, стараясь не дать себе времени думать.
Когда все было сделано, Доминик вышла из спальни и неуверенно прошла через холл к двери в гостиную. Марион и Мэри все еще разговаривали. Подойдя к двери, она заметила, что теперь они говорят тише, и, услышав свое имя, неуверенно остановилась. Больше всего на свете ей сейчас хотелось узнать, о чем они говорят. Не важно, что неэтично подслушивать под дверями — она должна знать, какую сплетню они готовят.
— Ясно, что Доминик не знает про Джона, — тихо говорила Марион. — И мне ее даже в чем-то жаль, несмотря ни на что. В конце концов Сантос просто воспользовался ею, чтобы отомстить Джону за то, что он сделал с Изабеллой!
Мэри фыркнула.
— Знаю. По-моему, все это поняли. — Она вздохнула. — Мы могли бы предупредить ее — если бы она поверила нам!
— Ну, у нас такой возможности не было, — пробормотала Марион. — И вообще Изабелла виновата не меньше Джона. Истеричка! Эти латиноамериканцы все одинаковые. Ко всему относятся так, будто это свято!
— Знаю. То есть уйти в монастырь и тому подобное! Просто смешно. Я уверена, что Джон ее не поощрял.
— Конечно, нет! О, небо, если мужчина не может покрутиться с женщиной без того, чтобы она не вообразила, что он от нее без ума… ну…
— И все же, — тихо заметила Мэри, — мы все были удивлены, как Сантос это воспринял тогда. То есть — я думала, он его уволит, а ты?
— Гм, наверное. Но ясно, что у него были планы. Чего я не понимаю — зачем было жениться на ней? Зачем заходить так далеко? Мэри прищелкнула языком.
— Ну, наверное, в таком маленьком городке ему надо считаться с условностями. Может, он попытался по-другому, но она не поддалась, и… ну, насильственное обольщение ведь считается преступлением, правда?
— Хмм… — Марион говорила глубокомысленно. — Конечно, ты права. Бедный Джон, он просто обезумел! Он был здесь вчера вечером — остался на ночь. Видно было, о чем он думает: она там, наверху… в Минха-Терре… с ним!
Доминик еле сдержала стон, прислонившись к стене у двери. Ее буквально мутило. Это не может быть правдой! Все то, о чем говорят эти женщины, — ЭТО ПРОСТО НЕ МОЖЕТ БЫТЬ ПРАВДОЙ!
И все же каждое их слово звучало убедительно. Внезапно она вспомнила поведение Винсенте той ночью в Рио, когда она взяла в руки фотографию его сестры. Как изменился его голос, когда он заговорил о ней! Его неприязнь к Джону была больше, чем просто ревность из-за того, что Джон помолвлен с ней. Теперь она сомневалась, ревновал ли он вообще. Да, если все, что сказала Марион и Мэри, — правда, то все совершенно иначе, чем ей представлялось.
Доминик прижала руку ко лбу, пытаясь объективно оценить все происшедшее. Его влекло к ней, тут она ошибиться не могла. Она нравилась ему — но только физически, с издевкой напомнила ей ее память. Без всякого самодовольства она могла сказать, что она — женщина привлекательная, а у Винсенте Сантоса на привлекательных женщин глаз наметан. Все так говорят.
Она мучительно ломала руки. Что же ей остается? И какое будущее ее ждет? Несколько недель —
