здравоохранения со своей стороны тоже поблагодарило его.
И без благодарностей и грамот ваш покорный слуга никогда не забудет свое великое паломничество. Ни один человек в мире не в силах забыть те дни, когда у него седеют волосы.
Мои спутники вернутся на родину с высоким титулом хаджи, с возросшим авторитетом и станут проповедывать Коран и рассказывать предания о жизни пророка с удвоенным энтузиазмом. А мой дядя, его друзья, их братья и сестры, верующие пациенты нашей поликлиники будут слушать теперь их беседы с удвоенным вниманием и благоговением.
Но и ваш покорный слуга не останется, как прежде, в стороне. Где бы я ни был, по любому поводу и при любом случае я буду рассказывать о тех людях, шейхах, ишанах, сеидах, тех картинах и эпизодах, которые мне привелось увидеть. У моего Искандара есть друг писатель. Я непременно расскажу ему всю эту историю. Пусть напишет. Пусть все узнают, что такое хаджж и кто такой хаджи, что такое великий хаджж и кто такой великий хаджи.
1 + 17
Стюардессы были те же, с которыми мы 27 апреля летели в Хартум.
? Ну, доктор, едем вместе домой? ? спросила, проверяя мой билет, жизнерадостная девушка.
? К сожалению, всего полпути.
? Ну, ничего. В другой раз до самого дома довезем.
? Да, умоляю не забыть меня на чужбине.
Девушка мило улыбнулась.
Мы с Исрафилом сели рядом.
? Опять будешь спать всю дорогу, ? сказал я.
? Нет, давай разговаривать… Тауфику, мне кажется, было очень грустно… Когда мы поднимались в самолет, он с такой тоской смотрел на нас… Понятно, молод еще… Из всех работников посольства и консульства он, по-моему, самый молодой…
? Дело не в возрасте.
? А в чем?
? Не знаю.
? Не знаешь, тогда сиди и слушай, что говорят старшие.
? Что же они говорят?
? Знаешь, что бы я сделал, будь я Председателем Президиума?
? Какого Президиума?
? Президиума Верховного Совета СССР, конечно!
? Ого! А как, интересно знать, ты бы им стал?
? Очень просто. Вызывает меня, к примеру, раис и говорит: «Вот что, Исрафил, на неделю я назначаю тебя на свое место».
Я расхохотался.
? Чего смеешься? Сам просил разговаривать с тобой…
Исрафил обиженно отвернулся и, откинув спинку кресла, закрыл глаза. Лишь после долгих моих извинений и упрашиваний лицо его вновь прояснилось.
? Сел бы я в кресло председателя и приказал моим секретарям, ? Исрафил принял строгий, по его мнению, подобающий председателю вид: «Ну-ка, быстренько подайте мне список работников посольств и консульств». В одну секунду мне бы все принесли. «А теперь составьте-ка список всех шоферов, врачей, переводчиков и прочих служащих посольств», ? сказал бы я. В миг бы все выполнили, и я всем подряд присвоил бы звание Героя Социалистического Труда.
? Но почему всем, дорогой?
? Гм… Да, пожалуй, это я переборщил. Не всем, конечно, а только тем, кто служит в таких местах, где мы с тобой побывали. В таких странах, где человек человеку ничего не сделает без бакшиша, без риала, динара или доллара.
Некоторое время мы сидели молча. Вдруг Исрафил спросил:
? Ты знаком с работой библиотек?
? Насколько может быть знаком рядовой читатель.
? Как думаешь, найдется ли мне там работа?
? Ну и чудак же ты, Исрафил! Сразу с кресла Председателя Президиума опустился до подвалов книгохранилищ.
? Я серьезно спрашиваю, Курбан!
? Какую библиотеку ты имеешь в виду?
? Ну, к примеру, самую большую библиотеку Ленинграда.
? Вот как! Что ж, я думаю, там тебе найдется работа. В крупных библиотеках хранятся арабские книги и рукописи, которые необходимо переписывать или переводить…
? Сын мой Шарифджан как-то писал, что, если я перееду к нему, он устроит меня на работу в библиотеку…
Исрафил задумался, его лицо изредка освещалось улыбкой. Иногда, словно стыдясь своих мыслей, он хмыкал, сгонял радость с лица и, принимая сосредоточенный вид, озирался вокруг.
Прибыли в Каир. Нас провели в уже знакомый большой зал ожидания. Но очень скоро выяснилось, что нам не повезло: в Каире объявлен карантин. Все, кто едет в Каир, должны пять дней провести в санитарных палатках, разбитых в пустыне, и пройти медицинское освидетельствование.
Окружив меня, мои подопечные расспрашивали о карантине. Пришлось прочесть им коротенькую лекцию.
Кори-ака и переводчик ушли, чтобы связаться по телефону с нашим посольством и просить содействия и совета. Но все было бесполезно. Если бы карантин знал исключения для кого-либо, он не был бы карантином. Наша группа собралась на совещание. Большинство хотело остаться. «Не заметишь, как пролетят эти пять дней», — твердили старые кори. Спросили мнение Исрафила.
? В нашем распоряжении всего одна неделя, ? сказал вице-глава. — Если мы проведем в карантине пять дней, что останется? Кроме того, ежедневно за питание, медицинское обслуживание и ночлег в санитарном городке берут по четыре доллара с человека. Не знаю, что сказать… ? оборвал свою речь Исрафил, пожав плечами.
? А что скажет наш доктор? ? обратился ко мне Кори-ака.
Вообще-то доктор хотел посмотреть древний город Каир, прославленный Порт-Саид, познакомиться с людьми этой страны, первой на африканском континенте сбросившей колониальное иго, но честно говоря, я больше не мог вынести пребывания на чужбине. Невмоготу мне было.
? Будь я один — поехал бы домой, ? ответил я.
? А сейчас, когда вы не один, что скажете?
? А сейчас скажу, что я всего только член группы, а вы ее руководитель.
Мы, восемнадцать паломников, расположились в самом большом салоне ИЛ-18. Летим в Москву. Самолет набрал высоту десять тысяч метров.
После завтрака, убирая посуду, ко мне наклонилась одна из стюардесс:
? Если вас не затруднит, зайдите к нам в буфет.
В буфете знакомая девушка, стоя с микрофоном в руке, сообщала пассажирам, что мы летим над Черным морем и что температура за бортом двадцать пять градусов ниже нуля. Затем она повесила микрофон и поставила передо мной поднос с рюмкой коньяку, бутылкой лимонада и апельсином на маленькой тарелке.
? Мы оставили вам здесь вашу порцию, ? застенчиво произнесла она.
? Очень тронут вашей заботой, но теперь мне нет надобности пить. Большое спасибо, милая
