по клетке. — Какое это имеет значение?
— Думаю, это зависит от Джулии. — Филипп разочарованно взглянул на нее: — Ты знала, что Мануэль мой брат, когда пришла сюда и попросилась работать?
— Нет, я даже не знала, что вы здесь работаете, разве не помните?
— Помню, конечно, помню. — Он добродушно улыбнулся, стараясь загладить свою вину. Зачем он незаслуженно обидел такое доброе, чистосердечное существо?
— Кроме того, Мануэль и я едва ли знаем друг друга. — Джулия решительно продолжала наступление. — Мы встречались пару раз в Лондоне, только и всего. Думаю, что с чистой совестью могу сказать: вас я знаю намного лучше, чем вашего брата.
— Понимаю. — Филипп кивнул, а Мануэль наконец прекратил метаться по комнате.
— Ты закончила? — Он многозначительно посмотрел на стакан у нее в руке.
— Я выпила столько, сколько захотела. Вы что-то имеете против?
Мануэль взглянул на часы, затем на Джулию:
— Уже половина первого. Ты едешь со мной!
— Сомневаюсь, — не слишком уверенно возразила она. Кто же сможет устоять против такой неслыханной наглости?
— Я так и думал. — Он отвернулся и насмешливо обратился к брату, словно приглашая его попробовать помешать ему: — Филипп, ты ведь не возражаешь, правда? На сегодня с нее достаточно. Я провожу ее домой. — И он снова уставился на часы, благородно поблескивающие на холеном смуглом запястье.
Джулия умоляюще смотрела на Филиппа, своего единственного заступника, но тот не торопился с ответом.
— Филипп, я в порядке, я совершенно здорова. Пожалуйста, позвольте мне остаться, — не сдавалась она, только все напрасно — ответ был неумолим.
— Иди домой, так будет лучше. Ты устало выглядишь, и, похоже, разбитый поднос тебя сильно расстроил. Здоровые так себя не ведут. Не обижайся, я врач и мне виднее.
Как сказать ему, что ее эмоциональный срыв не имел ничего общего с разбитым подносом! Разве он поймет? Даже несколько огненных капель, упавших на голую ногу, не беспокоили ее так сильно, как присутствие Мануэля! Но попробуй заикнись об этом! Нет, в этом споре у нее нет никаких шансов на победу, единственный выход — сдаться, и она обреченно поднялась на ноги, на что Мануэль самодовольно заявил, нехотя отрываясь от созерцания своих великолепных часов:
— Вот умница, давно бы так. Прошу следовать за мной, мисс.
Джулия пулей вылетела из кабинета, не помня себя от стыда и обиды, не забыв, впрочем, оставить стакан на письменном столике и схватить на бегу свою дамскую сумочку, и прямиком бросилась на улицу. Весеннее солнце, такое яркое по сравнению с вечным полумраком больничного заведения, слепило ей глаза. Или это дают себя знать навернувшиеся вдруг слезы?
Мануэль размеренно шагал сзади. Сегодня в его распоряжении был открытый туристический «кадиллак», такой же, как у Филиппа, за исключением бледно-голубого цвета, множества хромированных деталей и сверкающей на солнце оранжевой обивки.
Несмотря на произошедшее, девушка позволила усадить себя в машину и теперь тупо наблюдала за тем, как ее мучитель обходит капот и грациозно садится рядом. Легкий темно-синий весенний костюм с темным галстуком и нежно-кремовой рубашкой выдавал в нем неисправимого щеголя, а облегающие брюки, как нарочно, подчеркивали каждый мускул его длинных натренированных ног. Джулия не могла оторвать взгляд от любимой фигуры, и обида отходила на второе место. Она помнила все — золотые часы на запястье, плавно струящийся вокруг плеч дорогой материал, когда он нагибался, усаживаясь в машину, густые черные длинные-предлинные ресницы, загорелые мужественные руки, крепко сжимающие руль, еле заметные складочки возле губ. Его губы… Удивительно, почему эти воспоминания заставляют сильнее биться ее сердце?
Бегло оглядев ее, Мануэль завел двигатель и тронулся. Рядом с ним она выглядела более чем скромно в своих рабочих темно-синих брюках, к тому же забрызганных рагу, и белой рубашке без рукавов. И зачем она только накинула этот несуразный толстенный свитер? Ведь на улице весна; и не просто весна, а весна в Калифорнии! А ее волосы! Первоначально собранные в хвост на затылке, они предательски выбивались из- под ленты и легкими завитками ложились на лицо. Каким чучелом она должна выглядеть в подобном наряде и с такой неимоверной прической! Джулия глубже вжалась в сиденье. Ее спутник невозмутимо вел машину вдоль крутого подъема, ведущего прочь из города, на юг, к дому Бенедикта и полуострову Монтерей. Оставив главную дорогу, он повернул в глубь континента, в места, красота которых могла сравниться разве что с нетронутым девственным лесом, но бурная деятельность, развернувшаяся в ее желудке и с каждой минутой становившаяся все неукротимее, мешала девушке наслаждаться прекрасным видом. Величественные пейзажи, созданные талантливейшей из художниц, матушкой-природой, один за другим пролетали мимо, водопад жизнерадостно журчал, призывая путешественников остановиться и отдохнуть в его тени, а она слышала лишь жалобные звуки оголодавшей плоти.
Наконец они остановились на крохотной стоянке у придорожной забегаловки, звук мотора стих, и Джулия замерла, проклиная наступившую вдруг тишину.
— Мы пообедаем здесь, не возражаешь? Надеюсь, ты хочешь есть? — Мануэль заботливо склонился к ней, ни доли насмешки не прозвучало в его ласковом низком голосе.
А в Джулию словно бес вселился. Прекрасно понимая, что не права, что голодна, что должна благодарить его за заботу, она упрямо отвернулась в сторону и злобно бросила:
— Что-то не припомню, чтобы вы спрашивали меня, хочу ли я обедать с вами.
— Не выводи меня из себя, — гневно прошипел он. — Живо вылезай из машины!
Как и следовало ожидать, дважды повторять не пришлось, она пулей вылетела наружу.
Лишь выпив целый стакан охлажденного, на редкость вкусного мартини, девушка оправилась от пережитого потрясения и благоразумно решила наслаждаться пищей, раз уж так случилось. А ели они великолепные сочные бифштексы с хрустящей жареной картошкой, которую Джулия назвала бы чипсами, и шампиньоны в густом томатном соусе. Красное калифорнийское вино, предусмотрительно заказанное Мануэлем в баре, приятно освежало, должно быть благодаря своему непривычному резкому вкусу. Такое вино Джулии никогда не доводилось пробовать в доброй, но старомодной Англии. Казалось, девушка только теперь поняла, насколько она проголодалась, и с удовольствием принялась поедать одно блюдо за другим, а когда дело дошло до десерта, была уже на седьмом небе от счастья. Коктейль из дыни и настоящий бразильский кофе, который она так любила, приятной тяжестью легли на желудок, и, закурив, она наконец откинулась от стола. Посуду быстро убрали, остались лишь свечи и сигареты.
— Не так уж и противно обедать со мной, а?
Мануэль довольно улыбался, и ее рот тоже невольно растянулся в улыбке.
— Только бы не встретить здесь знакомых, я выгляжу настоящим пугалом, и ела я, будто меня не кормили несколько дней.
— А я люблю, когда люди наслаждаются пищей. Думаю, это очень важно. — Он не спеша затянулся сигаретой. — Еда тебе понравилась, а как тебе нравится наша страна?
— Удивительная страна! Очень гостеприимная, я чувствую себя как дома, и люди такие дружелюбные!
— Особенно Филипп, — сухо заметил Мануэль, и Джулии почему-то пришлось защищаться.
— Да, он мне нравится, и я нравлюсь ему… По крайней мере, мне так кажется.
— Нравишься, нравишься, я даже не сомневаюсь. — Он раздраженно затушил сигарету. — Если не хочешь еще кофе, тогда поехали.
Было приятно вновь очутиться в большом современном автомобиле, кожаные сиденья которого напоминали скорее пуховую постель, чем обыкновенные кресла. Джулия была сыта и расслаблена, немного хотелось спать, и абсолютно безразлично, куда ехать. Как ни странно, но Мануэль не спросил, где она живет, а молча повернул обратно к побережью, на ровную пустынную дорогу, где его железный конь и показал, на что он действительно способен.
Джулия и глазом не успела моргнуть, как они оказались на тихом, почти безлюдном пляже. Одна- единственная молодая пара с детьми играла далеко-далеко у самого края воды. Вечер был на редкость
