полгода терроризировал Франческу, совершенное им преступление давало достаточно оснований, чтобы его приговорили к нескольким годам тюремного заключения.
После его ареста кое-что прояснилось — в частности, стало понятно, почему преследователь не звонил Франческе в тот уик-энд, который она провела в Йоркшире. Мик, зная, что забравшийся в соседнюю квартиру вор взял вину на себя и сидит за решеткой, решил этим воспользоваться и подождать, пока Франческа окончательно поверит, что ей больше ничто не грозит. И новый номер ее телефона ему не составило труда узнать: Франческа, естественно, сразу же сообщила его Клэр.
Клэр сама пришла к Франческе извиниться за то, в чем считала виноватой себя. Конечно, она была очень расстроена, но к Франческе — вопреки ее опасениям — никаких претензий не имела. С тех пор как Мик потерял работу, он сильно изменился, сказала Клэр. К тому же она знала, что ему очень нравится Франческа, хотя он ей этого не говорил. Она как может, поддержит Мика, поскольку он нуждается в ее помощи.
Было решено, что Франческа переезжает в Лингард, и она с радостью подала заявление об уходе из «Тенико», сообщив также миссис Бернстайн, что освобождает квартиру. Ей нужно было еще некоторое время отработать, и Уилл вернулся в Йоркшир. Они каждый вечер говорили по телефону, а в пятницу Уилл проделывал около двухсот миль на машине, чтобы провести с Франческой уик-энд.
Это был период, необходимый для улаживания дел, и оба были рады, когда он наконец закончился. Они решили, что, пока Франческа остается в Лондоне, никого не станут посвящать в свои планы, и Уилл волей-неволей все это время размышлял, как сообщить обо всем бабушке.
Франческа не знала, догадывается ли о чем-нибудь леди Розмари, но, так или иначе, в то утро, когда они с Уиллом явились в Малберри-Корт, та встретила обоих одинаково неприветливо.
— Я всегда знала, что тебе нельзя доверять, — холодно сказала она Франческе; когда же Уилл возмутился, то гневно набросилась на него: — А тебе на все наплевать, да? И на то, что будет с Лингардом, наплевать — лишь бы заполучить эту женщину в свою постель! Ничего, в один прекрасный день ты оценишь, сколько я сделала для тебя и для Лингарда, и тебе станет стыдно. Ты еще пожалеешь!
— Сомневаюсь, миледи, — с убийственной вежливостью произнес Уилл. — Я люблю Фран. И всегда любил. А это для меня несравнимо больше, чем груда кирпичей.
— Лингард — не груда кирпичей! — свирепо воскликнула старая леди. — Это мое… твое наследство. А без денег — реальных денег, которые вложили бы в его реставрацию Мерриты, — до следующего столетия он не доживет.
— Вот почему ты отделалась от Фран, — вздохнул Уилл. — Потому что у нее не было денег, да?
— Фран! — Леди Розмари смерила Франческу презрительным взглядом. — Я от твоей Фран не отделывалась. Она сама ушла — неужели не помнишь? Когда ты узнал, что она прервала нежеланную беременность.
— Неправда! — вспыхнула Франческа. — И вам отлично известно, что это неправда.
— Разве? — язвительно усмехнулась леди Розмари. — Мне известно одно: моему правнуку не дали появиться на свет. Она сделала аборт, Уилл. Об этом нельзя забывать. Если тебе повезет, у нее еще будут дети, но ты обязан помнить, что твоего первенца погубили против твоей воли…
— Заткнись!
В первую секунду Франческе показалось, что она сама произнесла это слово. Во всяком случае, ей хотелось его произнести. Но оно вырвалось у Уилла. Больно схватив Франческу за руку, он буквально потащил ее к двери, на ходу выкрикивая:
— Я не намерен больше такое выслушивать! Если хочешь еще когда-нибудь меня… нас… увидеть, извинись перед моей женой.
— Никогда!
Леди Розмари явно не собиралась сдаваться, и Уилл резко распахнул дверь, перепугав миссис Бакстер, которая собиралась постучаться и спросить, не желают ли они чего-нибудь прохладительного.
— Полагаю, тебе стоит перекинуться парой слов с Арчи Росситером, — нанес завершающий удар Уилл. — Возможно, тогда ты убедишься, что неправду говорил он, а вовсе не моя жена.
А через несколько дней в Аббатство пришло письмо, адресованное лорду и леди Лингард. «Несколько преждевременно», — с грустью подумала Франческа. Они с Уиллом еще не вступили в брак. Ей очень хотелось верить, что в письме добрые вести, но фамилия адвоката на конверте ее насторожила.
«Что там может быть?» — лихорадочно соображала она, глядя с порога библиотеки на Уилла, обсуждавшего хозяйственные проблемы с управляющим Морисом Филдингом. Все утро они занимались подсчетами; и хотя год выдался неплохой, настала осень, а это означало, что сады вскоре до весны закроются для посетителей.
С деньгами было туго, и Франческа это знала. Она собиралась пойти работать, чтобы вносить свою долю в общий бюджет. Правда, она почти не сомневалась, что снова забеременела, и ни за что не хотела ставить под удар как здоровье ребенка, так и свои нынешние отношения с Уиллом.
Про ребенка она ему пока не сказала. Она знала, что он будет счастлив, но не хотела взваливать на его плечи новый груз, пока окончательно не убедится, что не ошиблась. Письмо она тоже не прочь была бы спрятать, но конверт ей вручила миссис Харви, и пришлось показать его Уиллу.
Франческа вздохнула, и Уилл, который всегда чувствовал, если жена находилась поблизости, поднял глаза и улыбнулся. Затем с наслаждением потянулся, расправляя спину, и окинул взглядом стройную фигурку в дверях; Франческе нетрудно было догадаться, что он при этом подумал.
— Вот… пришло, — неопределенно сказала она, помахивая конвертом, и Морис Филдинг поднялся.
— Пора перекусить, — тактично сказал он, надевая пиджак, висевший на спинке стула. — Вы прекрасно выглядите, мадам. — Он покосился на Уилла. — Продолжим наши занятия после ланча, милорд?
— Нет, отложим до завтра, — ответил Уилл, не сводя глаз с Франчески, и тоже поднялся, жестом приглашая ее войти. Обогнув стол, он обнял жену за плечи. — До завтра, Морис. Часов в десять, идет?
Филдинг кивнул и, бросив застенчивый взгляд на Франческу, вышел из комнаты. Уилл, едва дожавшись, когда за ним закроется дверь, запечатлел на губах жены страстный поцелуй.
— Уилл! — не очень искренне возмутилась Франческа, как только смогла заговорить. Она еще не привыкла к этой склонности мужа — заниматься любовью где и когда ему вздумается. Нельзя сказать, что Франческе это не нравилось, — просто она умела сдерживать свои чувства. Впрочем, отрицать, что это доставляет ей наслаждение, не могла.
— Я тебя люблю, — сказал Уилл, уткнувшись носом в ее шею, а Франческа подумала, что рада бы отнестись к письму так же легкомысленно, как он. Сейчас ей не хотелось, чтобы перерыв на ланч, как это частенько бывало, затянулся: еда для них имела далеко не первостепенное значение.
— Пожалуй, тебе стоит взглянуть на письмо, — уныло пробормотала она, легонько отталкивая Уилла. — Очень уж официальный у него вид. Вдруг оно от бабушки? — И, поколебавшись, добавила: — Как ты думаешь, она ничего не может испортить?
— Вряд ли… — Уилл неохотно отпустил Франческу и взял у нее конверт. — Лингард принадлежит мне, и она не в силах что-либо изменить. А по сути, ее только дом и волнует.
— Думаю, ты ее волнуешь не меньше, — грустно возразила Франческа. — Она так и не смирилась с твоим выбором.
— Это ее проблемы, — сухо заметил Уилл, вскрывая конверт. — Письмо от ее адвокатов — Райта и Пила, — нахмурился он.
— Значит, все-таки от ее адвокатов! — У Франчески упало сердце. — И что же они сообщают?
Писем было целых два. Одно — от адвокатов, его Уилл прочел первым; прочитав второе — в отдельном заклеенном конверте, — он еще раз пробежал глазами оба; лицо его помрачнело. У Франчески сердце окончательно ушло в пятки: так Уилл мог отреагировать только на дурные новости.
— От бабушки ничего нет, — наконец негромко сказал он. — Райт и Пил не только ее адвокаты, но, видимо, и Арчи Росситера тоже. — Вздохнув, он протянул письма Франческе: — На, прочитай.
Франческа взяла письма, хотя предпочла бы узнать об их содержании от Уилла. Она не сомневалась, что леди Розмари придумала, как их поссорить, и для надежности решила заручиться поддержкой доктора Росситера.
