сохранили жизнь одного солдата, а в соседних полках из-за вашей «доброты» убито десять.
Война не бывает без своих убитых, с этим необходимо смириться и понимать главное — если стоящая перед командиром задача не выполнена, то даже единственный погибший солдат будет на совести командира, не выполнившего задачу из-за жалости к своим солдатам. Тогда такой жалостливый командир- фактический убийца своих солдат.
Вот как командовавший под Москвой кавалерийской дивизией А.Т. Стученко описывает один из боев:
«8 февраля после небольшого пулеметно-артилле- рийского налета по сигналу (общему для всех дивизий. — Ю.М.) поднялись в атаку жидкие цепи кавалеристов. На моих глазах десятки людей сразу же упали под пулями. Огонь был настолько плотный, что пришлось залечь всем… Волновали мысли: почему же соседи не поддержали нас? Правый наш сосед — 3-я кавдивизия. Временно ею командует полковник Картавенко. Храбрый в бою, не теряющийся в самой сложной ситуации, веселый, жизнерадостный, он мне очень нравился. Только одно в нем выводило меня из равновесия — излишняя осторожность, которая зачастую дорого обходилась соседям.
Пробравшись к нему на наблюдательный пункт и очень обозленный на него, я спросил:
— Андрей Маркович, почему твоя дивизия не поднялась в атаку одновременно с двадцатой?
Картавенко, не обращая внимания на мой раздраженный тон, спокойно ответил:
— А я и не пытался поднимать ее. Людей на пулеметы гнать не буду. У меня и так одни коноводы да пекаря остались.
Телефонный звонок прервал наш разговор. На проводе комкор. Картавенко сразу меняет тон:
— Дивизию поднять в атаку невозможно, немцы огнем прижали ее к земле. Вот лежим и головы поднять не можем.
Положив телефонную трубку, Андрей Маркович лукаво покосился на меня:
— Понял? А ты — в атаку…
— Может быть, он прав? Может, так и мне надо было поступить? А приказ? Ведь его выполнять надо?.. Безусловно, надо!
Раздраженный своими сомнениями, я покинул Картавенко и направился на свой командный пункт, находившийся в густом лесу в 700–800 метрах от передовой».
Это только ведь в мемуарах все генералы и умные и храбрые. А в жизни было далеко не так. И Жуков со своей жестокостью и целеустремленностью на выполнение приказа был смертельно опасен для таких хитрых командиров. Вот Д.Т. Шепилов, больше известный как «примкнувший к ним», вспоминает:
«Комдив доложил, что в первом же бою с танками противника дивизию самовольно покинул командир артиллерийского полка Глотов. Жуков нажал кнопку звонка. Вошел генерал. Жуков: «Комдив 173-й докладывает, что в разгар боя дивизию покинул командир артполка полковник Глотов. Полковника Глотова разыскать и расстрелять».
Сталин, надо думать, ценил Жукова во многом за это — за способность заставить исполнять решение Ставки и трусов, и хитрых.
Вот в упоминавшейся уже книге В. Карпова «Полководец» он описывает действия генерала И.Е. Петрова на должности командующего 4-м Украинским фронтом в 1945 г. Добивая немцев, нужно было решительно идти вперед, выполняя задачу Ставки. А Ивану Ефимовичу стало жалко губить солдат перед самой Победой. И он на продвижении своих войск вперед особо не настаивал, за что Сталин и снял его с командования. Ведь что получалось. Из-за того, что Петрову «жалко» своих солдат, оставшиеся без поддержки 4-го Украинского фронта остальные фронты должны были нести потери во много раз большие. Из романа Карпова следует, что генерал Петров был умным и порядочным человеком, но на звание действительно выдающегося полководца все же не тянул, хоть Сталин и представил его после окончания войны к званию Героя.
Есть еще один момент, на который никто не обращает внимания.
Так, к примеру, из исследований В.М. Сафира следует, что Жуков под Москвой заставил трибунал приговорить к расстрелу командира 329 сд полковника К.М. Андрусенко. Верховный суд, однако, приговора не утвердил, заменил 10 годами лишения свободы и отправкой на фронт, в 1943 г. полковник Андрусенко стал Героем Советского Союза.
Свою деятельность в 1939 г. на Халхин-Голе Жуков начал точно так же — отдал под суд 17 человек, заставив трибунал приговорить их к расстрелу. И тогда Верховный суд не утвердил приговор, и все 17 вернулись в свои части. И, как пишут историки Бирюков А.Н. и Сафир В.М., «все бывшие смертники отличились в боях с японцами, получили ордена и даже звание Героя».
Невероятно, чтобы Жуков специально отбирал самых лучших командиров и отдавал их под суд. Тогда остается один вывод: получив такой урок, как приговор трибунала, даже трусы становились героями. А ведь этот урок предназначался, собственно, не им, а остальным, и остальные тоже его усваивали.
В этом смысле Жуков был истинным полководцем, он был жесток и, поставив задачу, страхом смерти заставлял всех командиров исполнять ее точно и в срок.
Имея ученика с такими задатками полководца, Сталин Жукова учил. Учил тем, что, страхуя, ставил и ставил его во главе войск в ответственных сражениях. И как полководец Жуков рос и рос.
Вот как, по воспоминаниям начальника ГАУ Яковлева, Жуков командовал в 1944 г.: «Сразу же по приезде Г.К.Жуков провел обстоятельные рекогносцировки, побывав на наблюдательных пунктах всех стрелковых дивизий…
В каждой из армий вскоре были оборудованы довольно обширные макеты местности (для них, как правило, подбирались лесные поляны), на которых во всех деталях показывался противник и положение наших войск. На этих макетах командармы А.В. Горбатов, П.Л. Романенко, П.И. Батов и А.А. Лучинский докладывали представителю Ставки свои решения на предстоящую операцию. Г.К. Жуков внимательно слушал и при необходимости вносил коррективы…
Итак, все было готово к началу грандиозного наступления наших войск. Перед его началом мы с Г.К. Жуковым вновь вернулись на 1-й Белорусский фронт и обосновались на НП 3-й армии генерала А.В. Горбатова, которой была поставлена задача наносить главный свой удар на бобруйском направлении. 23 июня 1944 г. в предрассветных сумерках началась наша мощная артиллерийская подготовка…
В этой обстановке командарм А.В.Горбатов, человек, прошедший уже немалый армейский путь и хорошо понимавший всю сложность ратного труда, вел себя сдержанно, пожалуй, даже спокойно. И в этом спокойствии чувствовалась его твердая уверенность в том, что командиры корпусов, дивизий и полков его армии, несмотря ни на что, достойно выполнят свой воинский долг. Поэтому старался не особенно-то тревожить их телефонными звонками, а терпеливо ждал дальнейшего развития событий.
Г.К. Жуков тоже ничем не выдавал своего волнения. Он даже не беспокоил командарма, а, прогуливаясь по рощице, в которой располагался НП армии, лишь изредка интересовался сообщениями о боевой обстановке в целом на фронте и у соседа в войсках 2-го Белорусского фронта. Так же выдержанно он вел себя весь день, вечер и ночь, а потом даже и следующий день. Такому хладнокровию можно было только позавидовать.
Но затем усилия 3-й армии с согласия Жукова были соответственно скорректированы, и 26 июня обозначился успех и в ее полосе наступления».
Смотрите. Жуков уже не ограничивается тем, что подписывает приказ, подготовленный штабом, «не глядя». Он тщательно готовит лично и приказ, и исполнителей.
Он уже не вопит на подчиненных, а доверяет им, как Сталин.
Он находится на командном пункте той армии, где решается судьба всей операции.
Он корректирует свой приказ по ходу операции.
И если начальник немецкого Генерального штаба Ф. Гальдер в своих дневниках по конец 1942 г. ни разу не упомянул о Жукове, то с середины войны это имя уже вызывало страх у немецких генералов. И неспроста. В той операции, начало которой описал Яковлев, советские войска разгромили группу немецких армий «Центр» так, что из ее 47 генералов 10 было убито, пропало без вести или застрелилось, а 21 взят в плен.
Да, Сталин вырастил из Жукова полевого полководца. Сделал ему славу Великого. Возможно, Сталин
