заняты делом и довольны. На работе шли дела как никогда. Джим, шеф-менеджер компании Макалви, с понедельника повысил ей зарплату. Долгий путь она прошла от машинистки до его личного помощника. Джиму было шестьдесят три, и он мог бы быть старомоден, чтобы заставлять ее подавать кофе. Вместо этого все эти годы он включал ее в проекты, которых она боялась, и возлагал на нее ответственность, с которой она не могла поначалу справиться. Зато теперь он говорил, что она может руководить фирмой без него. Это, собственно, так и было. Но повышение зарплаты — всегда приятный сюрприз.
Так что неделя была прямо-таки золотой, твердила себе Карен. За одним ма-аленьким исключением. Нервы разъехались вконец. Она готова была буквально лезть на стенку.
Неугомонный ветерок веял через прозрачные занавески. Расстроенно хмурясь, она оглядела комнату. Наверху были три спальни. Внизу была лимонно-белая кухня, кладовка, огромная детская и эта маленькая квадратная гостиная — ее убежище, ее оазис, место, где она могла тихо передохнуть, когда ей это было нужно.
Ковер был кремовый, общая цветовая гамма — коричневая с оранжевым, но в остальном комната представляла собой свалку всякой всячины. Кушетка столетней давности соседствовала с современной индейской оранжевой керамикой. Сюрреалистический горный пейзаж в коралловых и коричневых тонах висел над резным столиком времен Американской революции. Круглая висячая лампа с подвесками принадлежала ее бабушке.
Карен знала, что комната отражала ее неважный вкус, но ей было на это наплевать. После развода комната, стоило ей войти сюда, напоминала о Крэйге. Как хорек, она собирала в норку вещи, которые любила. Ей это помогало. И не помогало больше никому.
Только сегодня все это не могло ее успокоить. 'С тобой все в порядке'. Эти слова с субботы крутились в голове раз двадцать, как будто кто-то все время старался ее ободрить. Все нормально. Дети, дом, работа. Все как всегда. Твой мир не рухнул в субботу. С тобой все о'кей.
Она откинула голову. Решила расслабиться. Тут же раздался звонок в дверь. Сделав гримасу, она поднялась с кушетки и протопала к двери прямо в чулках. Долговязый мальчишка перед дверью имел шесть футов роста, три волосинки на подбородке и ужасное смущение на лице от того, что он ее побеспокоил.
— Он либо в кухне, либо в мастерской, Родж, — сообщила она.
Роджер мгновенно устремился на поиски ее сына.
Через шесть минут звонок зазвонил снова. Карен снова поднялась с кушетки, чтобы приветствовать красотку у двери. По количеству косметики она могла сойти за ходячую рекламу.
Лифчика под обтянутой блузкой явно не было. В ушах, как заметила Карен, появились новые дырки. Теперь в каждом ухе их было уже по две.
— Джулия либо в кухне, либо в мастерской.
— Она, наверно, занята.
— Она не занята.
— Мне неловко ее беспокоить.
Карен подавила невольный вздох. В ближайшее время ей придется попытаться раскусить Марту. Как может девочка, которая устраивает себе такую внешность, быть таким болезненно застенчивым интровертом?
— Она будет рада тебя видеть, девочка, — сказала Карен ласково. — Входи же.
Марта, как и Родж, послушно пошлепала в дом.
Едва она успела вернуться на кушетку, как звонок опять затрещал. Так, подумала она, это будет тот еще вечерок. Подростки имели тенденцию собираться в грозди. У других родителей хватало ума понять, как быстро группа подростков может превратить дом черт знает во что. Никто их не хотел принимать. Никто, в здравом уме и твердой памяти, не открыл бы для них свой дом, и Карен отлично знала, что все родители по соседству считают ее бесхарактерной дурехой.
И правильно считают. Рассчитывая в уме, хватит ли в доме картофельных чипсов и прочей ерунды на вечер, и отлично понимая, что этой ерунды никогда еще не хватало, она в третий раз пошла открывать дверь.
— Они либо в кухне, либо… — И тут ее голос прервался.
В дверях на этот раз стоял не угловатый переросток, но очень высокий мужчина в сером в полоску деловом костюме.
Мгновенно у нее пересохло во рту. Язык как будто распух, жилка на горле конвульсивно забилась. Бывший муж, соображала она, явился, должно быть, прямо с работы. Он был в галстуке, а глаза были усталые, замученные. Он окинул ее взглядом, оценив синюю юбку и белую блузку, но особых эмоций на его лице не отразилось. Разве что он выглядел озабоченным.
— Извини, Карен. Я должен был позвонить. Но сегодня первый раз за всю неделю удалось уйти с работы пораньше. А я тебе обещал, что переговорю с ребятами.
— Звонить было не обязательно. Но с ребятами я уже переговорила.
— Я знаю. Предполагал. Но когда возникает проблема, она валится прежде всего на тебя. А данной проблемой, я думаю, мы должны заняться вдвоем. Они дома?
Крэйг, как и предыдущие гости, исчез в направлении кухни. Карен не двинулась с порога. Вторжение любого взрослого в компанию подростков имеет легко предсказуемые результаты. Через несколько мгновений Родж выкатился из кухни, всего два раза запнувшись на пути к выходу. За ним немедленно последовала Марта. Оба быстро пробормотали:
— До скорого, тетя Карен.
Карен было тридцать шесть, а не сто десять и она всегда сердилась, когда ребята ее называли 'тетей'. Но сегодня она клюнула на наживку. Еще несколько минут после исчезновения ребят она не могла стронуться с места. В голове все крутилось: 'С тобой все в порядке. С тобой все в порядке, Карен'.
Только все было не в порядке. Не было ни тени порядка с тех пор, как они занимались любовью с Крэйгом. Всю неделю она впадала в панику, когда думала, как встретится с ним снова.
Она понимала, что это будет трудно, что между ними возникнут тяжелые, неловкие ощущения. И они возникли — у нее. Безоблачный сентябрьский вечер внезапно пронизало током. Сердце билось, как колокол. Кровь бросилась в голову.
Очевидно, у ее бывшего мужа не было таких смехотворных проблем. Сколько миллионов раз он вот так же входил, тратил на разговор с ней несколько секунд, а потом уходил к детям. Ничто не изменилось. Субботы вполне могло не быть. Она почувствовала облегчение и благодарность. Любовь, очевидно, ничего не значила для него.
Ужасное облегчение и сумасшедшая благодарность, сказала она себе твердо. О Господи. Потенциальные последствия, если бы любой из них еще придавал этому значение, были бы кошмарными — для детей, для нее, для них обоих. Слава Богу, она не построила никаких глупых, лживых надежд на основании одной встречи. Секс был, но просто секс. Последний и единственный раз ничего не менял. Они сожгли свои эмоциональные мосты еще до развода. И пути назад нет.
И вот сейчас, сказала себе Карен, в ближайшие секунды громадный, невыносимый комок в горле исчезнет.
Глава 4
Карен вовсе не собиралась подслушивать. Она отошла от двери и, будучи слишком взвинченной, чтобы вернуться к телевизору, пошла дальше в холл за книжкой. Не ее вина, что голоса были ясно слышны через открытую дверь кухни. Она хотела было уйти, Крэйг имел полное право поговорить с детьми наедине, но предмет разговора было невозможно игнорировать.
Дети знали, что иногда им удается втереть ей очки. С отцом они пробовали эти трюки редко. У Крэйга стиль воспитания был прямой и откровенный и, как предполагала Карен, он вынуждал ребят говорить об их чувствах. Попутно он четко выражал свои собственные.
Если Карен и питала некие томительные надежды на то, что любовный эпизод что-то между ними изменил, голос ее бывшего мужа убивал их так же бесповоротно, как дантист убивает больной нерв.
