Мадрида, когда британский представитель 10 ноября оставил город. Окончательные переговоры между ним и испанским правительством совершались при полном неведении об этом решительном событии, но так как он не мог добиться никакого объяснения соглашений между Францией и Испанией, то настоял на возвращении ему паспортов. 12 декабря 1804 года Испания объявила войну.
Что Великобритания имела основательный повод к войне, едва ли можно отрицать. Теперь она в первый раз столкнулась с притязанием Наполеона на то, что не только интересы, но и священный долг всех морских государств обязывают их оказывать содействие его попытке «раздавить» ее. Этим принципом император оправдывал свою политику втянуть всех во враждебные действия и позднее провозгласил правило: «нет нейтральных сторон». Субсидия, уплачиваемая Испанией, по оценке в масштабе расходов Великобритании, окупала для Франции годовое содержание пятнадцати линейных кораблей и двухсоттысячной армии. Против дальнейшего расширения Наполеоном своего принципа, внезапным призванием к военным Действиям испанского флота, Великобритания могла иметь только одно обеспечение – настояние на оставлении этого флота невооруженным. Испанское правительство после обещания не вооружаться внезапно и без объяснения начало снаряжать суда в Ферроле – поступок, который в сопоставлении с прибытием сюда французских матросов через Испанию возбудил основательную тревогу британцев и оправдал приказание не впускать испанские суда в порт и не выпускать из порта стоящие там.
Захват судов с испанской казной оправдать труднее, хотя злые толки о нем были несколько преувеличены вследствие вышеупомянутого трагического взрыва испанского фрегата. Лучшим извинением этого захвата был прежний опыт Великобритании: при упадке торговли Испании и ее бедности, ее колониальные сокровища были решающим фактором в переговорах. Пока эти сокровища были в море, Испания была уступчива; как только они достигали порта, так она делалась упорной. Великобритания намеревалась задержать их только в качестве залога, с тем чтобы возвратить их в случае мирного исхода – совершенно так, как это было со шведскими купеческими судами, на которые было наложено эмбарго в 1801 году, и которые затем были освобождены, когда Вооруженный нейтралитет распался. Испанский морской историк, хотя и осуждающий другие поступки Великобритании, говорит: «Одно только задержание нашего американского отряда со звонкой монетой, которая могла пойти на военные приготовления французов, может рассматриваться как мера целесообразная, так как Англия надеялась таким путем настоять на своих требованиях, и не вполне законная ввиду слабого удовлетворения, данного Англии нашим правительством»; и далее: «Взвесив беспристрастно все обстоятельства… мы увидим, что все обвинения Англии в захвате фрегатов могут свестись к упреку их в недостатке предусмотрительности по отношению к тому, какие силы следовало отрядить». Нельсон, который, конечно, не был против сильных мер, приказал командирам своих судов ослушаться инструкций, приписав их сначала личному почину Корнуолиса, «так как, – писал он последнему, – для меня ясно, что Испания не имеет желания воевать с Англией».[127]
Глава XVI. Трафальгарская кампания (окончание) – Изменения в плане Наполеона – Движения флотов – Война с Австрией и Аустерлицкая битва – Трафальгарская битва – Существенная перемена в политике Наполеона, вынужденная результатом морской кампании
За объявлением войны Испанией последовал ее новый союзный договор с Францией, подписанный в Париже 5 января 1805 года и ратифицированный 18-го числа того же месяца в Мадриде. Испания обязалась снарядить для Общего дела к 21 марта по крайней мере двадцать пять линейных кораблей и одиннадцать фрегатов, но военное управление всеми союзными силами было вверено Наполеону.
Испания не могла сейчас же приступить к действиям на театре войны вследствие отсталости в деле вооружения своих военных сил, причиной которой были вышеупомянутые требования Великобритании. Поэтому император продолжал придерживаться на время своих прежних планов, формулированных 27 и 29 сентября. Когда они не удались, он построил огромную комбинацию, которая по смелости и грандиозности замысла могла соперничать с Маренгской и Аустерлицкой кампаниями и которая разрешилась в Трафальгаре.
Поэтому события десяти последовавших затем месяцев имеют совершенно особенный интерес, как развитие единственной великой морской кампании, спроектированной этим величайшим военачальником новых времен. Равным образом со стороны его противников, на долю которых пришлась более трудная задача – оборона, были обнаружены дальновидность, способность к целесообразным комбинациям, быстрота и решительность, которые показали, что эти противники в своей стихии не были не недостойными соперниками великого императора. Более того, Наполеон должен был уступить им здесь, так как не мог вполне понять условий моря. Привыкнув своей предусмотрительностью и непреклонной волей попирать препятствия, он не хотел верить, чтобы трудности моря в борьбе с искусным противником не могли быть побеждены неискусными людьми, управлявшими вверенными им грандиозными машинами… Как метко сказал талантливый французский писатель: «Только одной вещи недоставало победителю под Аустерлицем – полного понимания трудностей морской службы».
При паровых судах, может быть, это неравенство профессиональных знаний и опытности моряков враждебных сторон имело бы сравнительно столь небольшое значение, что воинское искусство Наполеона, в пользу которого было еще и преимущество инициативы, перетянуло бы чашу весов на его сторону. При парусных же судах этого не могло быть: изучая историю Трафальгара, должно помнить, что морское превосходство Великобритании состоит не в числе ее кораблей, а в знаниях, энергии и настойчивости ее адмиралов и моряков вообще. В столкновениях с противником численность ее эскадр была, в выгоднейших для нее случаях, такая же, как и у противника. В сущности, шла борьба между морскими комбинациями Наполеона и глубоким знанием своего дела со стороны британских офицеров, избегавших эксцентрических движений, на которые он неутомимо старался их вынудить.
В декабре адмиралам Вильневу и Миссиесси были сообщены подробные инструкции для исполнения плана 29 сентября. Миссиесси, оставив Рошфор, должен был направиться между Азорскими и Канарскими островами, стараясь избежать встречи с британскими эскадрами, крейсировавшими у Бискайского берега Испании, идти прямо к Мартинике, взять британские острова Санта-Лючию и Доминику и по прибытии Вильнева вступить под его команду. В исполнение этих приказаний Миссиесси прорвался из Рошфора 11 января. На следующее утро он был усмотрен сторожевым судном, принадлежавшим к блокировавшей эскадре, но та по каким-то причинам была под ветром относительно своего поста, и французский адмирал беспрепятственно достиг Мартиники 20 февраля. 24-го числа этого месяца шесть британских линейных кораблей под начальством контр-адмирала Кокрена отплыли в погоню за Миссиесси со своей станции под Ферролем, где их место было занято равносильным отрядом, отделенным от эскадры, которая блокировала Брест.
Вильнев имел приказание идти от Тулона прямо в Кайенну, отбить принадлежавшие прежде голландцам колонии в Гвиане, соединиться с Миссиесси, доставить подкрепления на Гаити и лечь на обратный курс в Европу не позже чем через шестьдесят дней после достижения Южной Америки. С соединенными таким образом эскадрами он должен был подойти к Ферролю, освободить блокированные там французские суда и привести весь свой флот – тогда уже в числе двадцати линейных кораблей, – в Рошфор. «Результатом вашего крейсерства – писал ему Наполеон, – будет обеспечение наших колоний против всякой атаки и отнятие у противника четырех голландских колоний на материке, так же как и других британских островов, какие окажутся под силу нашей эскадре». Шеститысячный отряд был посажен на суда эскадры для береговых операций. Оба, Вильнев и Миссиесси, получили строжайшее запрещение выделять для этой цели десант из судовых команд, и это решение великого императора достойно постоянной памяти и в наши дни.
