Император отправил в Люневиль своего посланника, который был там встречен Иосифом Бонапартом как представителем Франции. Так как Австрия отказалась заключить мир отдельно от Великобритании, то 28 ноября были возобновлены военные действия. 3 декабря Моро одержал победу в битве под Гогенлинденом и затем двинулся на Вену. 25-го числа в Штейере, на расстоянии менее ста миль от австрийской столицы, было подписано перемирие. Менее блестящие, но все же решительные успехи сопровождали также действия французов в Италии и 16 января 1801 года завершились и там перемирием. Почти одновременно с этой последней новостью Первый консул получил от императора Павла письмо, свидетельствовавшее о его в высшей степени дружественном расположении к Франции, но полное ненависти к Англии, и извещавшее о его намерении назначить в Париж посла. Это преисполнило Бонапарта радостными надеждами, выражение которых показывает, какое важное значение придавал он морской силе. «Мир с Императором, – писал он к своему брату в Люневиль, – ничто против союза с царем, который будет господствовать над Англией и беречь для нас Египет». Он приказывал ему затянуть переговоры до прибытия ожидавшегося посла, чтобы таким образом условия с Германией могли быть постановлены по соглашению с Россией.
На подобном же совместном действии он основывал и свои чрезмерные ожидания благоприятных результатов на море, ожидания, зависевшие от взгляда, с которым ему было так трудно расстаться, что одна группа кораблей была равносильна другой.[98] Немедленно же был отправлен курьер в Испанию по делу о снаряжении военных экспедиций в Ирландию, Бразилию и Ост- Индию, в Карибское море – для отнятия французских и испанских островов и в Средиземное море – для отвоевания Менорки. «При тех затруднениях, которые предстоят Англии, угрожаемой в Архипелаге Россией и в северных морях – соединенными державами, ей будет невозможно держать долго в Средиземном море сильную эскадру».[99]
Так как русский посол не ехал, то Иосифу Бонапарту было предписано кончать дело, и 9 февраля австрийским посланником в Люневиле был, после упорных прений, подписан мирный договор. Его главные условия были: 1) Окончательные уступка Франции всех германских владений, расположенных к западу от Рейна, вследствие чего река эта на всем своем протяжении от Швейцарии до Голландии делалась французской границей. 2) Подтверждение сделанной по Кампоформийскому договору уступки Бельгии. 3) В Италии Австрии предоставлялся лишь восточный берег Адиджа; князья Австрийского дома, владения которых приходились по западную сторону реки, лишались своих территорий, и последние должны были отойти к Цизальпинской республике и к испанскому инфанту, водворенному в Тоскане с титулом короля Этрурии. Так как Цизальпинская республика и Этрурия зависели в своем политическом существовании от Франции, то последняя, в силу своего господства над их территорией, становилась между Австрией и Неаполем и заграждала англичанам доступ в Ливорно. 4) Одиннадцатой статьей договора была гарантирована независимость Голландской, Швейцарской, Цизальпинской и Лигурийской республик. По своему влиянию на ход дальнейших событий это было наиболее важным из условий. Оно придало известную определенность политическому положению континента, на которую и ссылалась Великобритания в договоре, заключенном ею с Францией несколько месяцев спустя. Действительное нарушение Бонапартом этого договора послужило впоследствии для Англии основанием и оправданием ее отказа выполнить свои обязательства по отношению к Мальте, что повело к возобновлению войны, а в конце концов и к падению Наполеона. 5) На Германскую империю было возложено обязательство возместить натурой в пределах ее собственной территории потери князей, лишившихся своих владений по западную сторону Рейна и в Италии. Этим путем Пруссия, принадлежавшая также к числу потерпевших, получила, благодаря влиянию Бонапарта, щедрую плату за поддержку, оказанную ею его политике на севере. Этот успех побудил ее держаться и впредь той же программы мелкого оппортунизма, пока, наконец, ненужная больше Франции, она не была грубо ею брошена, и хотя и дала отпор, но, стоя особняком, была быстро раздавлена.
Глава XIII. События 1801 года – Британская экспедиция в Балтийское море – Попытки Бонапарта оспаривать обладание морем – Его континентальная политика – Перемирие с Великобританией – Влияние морской силы на ход революции до этого времени
Люневильский мир поставил Великобританию в положение изолированное и на некоторое время враждебное по отношению ко всей Европе. Министерство встретило критические обстоятельства с бодростью и твердостью, хотя, быть может, и полагаясь слишком много на дипломатию и слишком мало на военный гений великого моряка, который был в его распоряжении. На континенте ничего нельзя было сделать, так как всякая попытка сопротивления Франции разбивалась гением Бонапарта. Но надо было выиграть время для бывшей уже в пути экспедиции против Египта, имевшей целью принудить французов к его эвакуации. Можно было также расстроить и Северную лигу, если бы только Англии удалось обеспечить себе для переговоров с нею сколько-нибудь подходящие карты.
Поэтому решено было вести с прибалтийскими державами переговоры «с оружием в руках», подобные тем, какие велись в предшествовавшем августе месяце с Данией. Для этой цели был собран в Ярмуте, на восточном берегу Англии, флот из восемнадцати линейных кораблей и тридцати пяти судов меньших размеров. Быстрота действий была существенно необходима для того, чтобы воспользоваться благоприятным состоянием льда, который, ломаясь в гаванях медленнее, чем в открытых водах, мог замедлить соединение враждебных флотов, а также и для того, чтобы дать прибалтийским державам возможно меньше времени на приготовления к военным действиям, приближение которых они едва ли предвидели. Все указывало на Нельсона – самого энергичного и смелого из британских адмиралов – как на главного начальника экспедиции. Предполагалось, что эскадре, численно уступавшей совокупности неприятельских сил, удастся атаковать каждую из составных частей последних прежде их соединения. Но то обстоятельство, что Нельсон был все еще одним из младших флагманов и, кроме того, не совсем правильный образ действий его в центральной части Средиземного моря (отчасти под влиянием леди Гамильтон, когда он поддавался воздействию своих политических воззрений даже в вопросах воинской дисциплины), вероятно, возбудили со стороны графа Спенсера, распоряжавшегося тогда в качестве Первого лорда Адмиралтейства назначениями офицеров, недоверие к способности его исполнить роль, которая требовала наряду с энергией известной деликатности и осторожности в оценке положения. Однако же вверение главного начальства в экспедиции, по каким бы то ни было основаниям, не Нельсону было во всяком случае ошибкой, которой не сделал бы Сент-Винсент, заместивший Спенсера через несколько недель после падения, министерства Питта. Положение дел не обещало мирного их разрешения, когда экспедиция проектировалась, и виды на будущее были еще хуже, когда она отплыла. Инструкции, данные сэру Гайд- Паркеру, позволяли Дании 48-часовую отсрочку на принятие предлагавшихся Британией условий и на отречение ее от обязательств по отношению к другим державам. После же принуждения ее к этому – мирным ли путем или оружием, – предписано было атаковать отряд русского флота в Ревеле, прежде чем начавший уже ломаться лед позволит ему соединиться с главной эскадрой в Кронштадте; таким же образом предположено было поступить затем и со Швецией. Такие инструкции оставляли на долю дипломатии меньшую роль и в то же время, по своей прямоте и прямолинейности, превосходно гармонировали с тем пылким темпераментом и тою способностью к быстроте военных действий, которые были так присущи Нельсону. Если бы не чрезвычайно своевременная для Великобритании смерть императора Павла, то она могла бы иметь основание сожалеть о том, что через слабые руки медлительного адмирала упустила благоприятный случай дать России суровое напоминание о своей морской силе.
Флот отплыл из Ярму та 12 марта 1801 года; а, 19-го, несмотря на то, что суровый шторм и рассеял на время некоторые из его судов, почти в полном составе собрался у Скагена – северной оконечности Ютландии, при входе в Каттегат. Северо-восточный ветер был благоприятен для входа в Копенгаген, чем Нельсон, будь он начальником экспедиции, без сомнения и воспользовался бы, явившись туда с посланником на своем корабле. «Тогда во время переговоров, – сказал он, – Дания при каждом подъеме головы видела бы наш флаг». Паркер же отправил в столицу лишь фрегат с посланником, а сам оставался со всем флотом в море ожидать результата переговоров. 12-го числа он был в Гельсингере, где посланник присоединился к нему с известием, что Дания отвергла условия британцев.
