больший дурак, чем они о нем думали. От Топильского не требовалось, чтобы он был таким же, как и Боровиченко, от Топильского требовалась малость — не мешать Друинскому работать, т. е. поддерживать те решения, которые Друинский находил. Но Топильский, освоившись через пару лет в должности, вдруг возомнил себя специалистом и настоящим директором. И теперь уже и его «рука» в Москве не способна была ему помочь. Кстати, о ней.
Какая мафия или какая персона тут были задействованы, было неясно, но ясно было сразу, что реальным воплощением этой «руки» является начальник ВПО «Союзферросплавов» Р.А. Невский. Но найти родственную связь между ним и Топильским не удавалось: они вместе одно время работали на ЧЭМК и только. Но во времена, когда Невский был на этом комбинате директором, там работала масса толковых специалистов, значит, дело не в том, что Роман Александрович был очарован деловитостью Петруши, Невский сам выполнял чью-то волю.
Выполнял он ее настойчиво, до последней возможности, уже и сам рискуя. Из воспоминаний Друинского видно его недоумение по поводу того, что его все время наказывали ни за что — Невский и обком все время создавали Друинскому имидж «плохого главного инженера». Но за все время его работы на заводе ему ни разу не предложили уйти с этой должности (в таких тонких делах как «плохая работа» начальство само боится разборок, которые последуют за прямым приказом о снятии, и поэтому обычно вынуждает работника самого подать заявление). Но вот, наконец, Друинский сам подает заявление об увольнении, но похоже не понимает, что за этим последовало.
Во-первых, Друинский весь свой гнев ошибочно сосредотачивает на замминистра Тулине, который его до этого ни разу не видел, но обругал как негодного главного инженера. Друинский не задает себе вопрос, а кто же рассказал Тулину о том, что Друинский такой плохой? Ведь кроме Невского некому было это сделать — это Невский подставлял Тулину Друинского, чтобы Тулин не замахнулся на Топильского. Но в то же время, когда Друинский написал заявление об уходе, о котором Невский, казалось бы, мечтал последние 12 лет, Невский год это заявление не подписывал. Это, между прочим, прием, который применяют начальники в надежде, что увольняющийся все же передумает. Невский как бы стоял враскорячку — он пытался и Топильского прикрыть, и свою задницу прикрыть, и причина этого может быть только одна — Невский понимал, что без Друинского и заводу крышка, и ему самому до пенсии не дотянуть. И ведь после ухода Друинского с завода Невский, по сути, до пенсии не дотянул.
Помню, уже во время, когда заводом руководил Донской, я был в командировке в Минчермете и обратил внимание, что начальником ВПО «Союзферросплав» по-прежнему числится Невский, а руководит ВПО в полном объеме Сафонов. Я, естественно, поинтересовался, что происходит, и мне пояснили, что Невский не может уйти на пенсию, поскольку за Ермак ему объявлен выговор комиссией партийного контроля. А этот выговор снимается (не помню точно) через год или два, но если выговор не снять, то Невский будет получать максимальную пенсию, как и все советские трудящиеся — 120 рублей. А ему хочется персональную, т. е. какую-то очень высокую пенсию, вот его мафия и держит на должности, пока придет время снять этот выговор, хотя он на этой должности фактически и не работает.
(Мой отец работал старшим мастером с окладом 140 рублей, а чтобы получать пенсию в 120 рублей, нужно было иметь средний заработок в 240 рублей. Поэтому за три года до пенсии отец перешел в рабочие и стал котельщиком, честно заработав себе эти 120 рублей и даже больше, поскольку на фронтах Великой Отечественной войны он был все же четыре раза ранен. А эти «партейцы» видите, как устроились — и не работают, и зарплата идет полностью, и персональная пенсия набегает. Но это к слову.)
Я уже упомянул, что на заводе был еще один «блатной», в чем мы тоже не сомневались, — А.В. Масленников. Кто у него «рука», мы тоже так и не выяснили, но Топильский делал Сашке карьеру точно так же, как Невский делал ее самому Топильскому. Правда, в отличие от Топильского Масленников был неглуп, но вот эта наглая уверенность, что у него «за все заплачено», все время снимала его с моральных тормозов до такой степени, что любой другой молодой специалист на нашем заводе сгнил бы на его месте в плавильщиках.
Был такой случай. Утром звонят мне из завкома и просят отпустить с работы всех, у кого есть моторные лодки, поскольку вчера вечером утонул Атаманицын и нужно осмотреть берега Иртыша и островов, поскольку не исключено, что можно будет найти его тело. Я передал просьбу Меликаеву, и от нашего цеха поехал Хузин, однако спустя час вернулся и рассказал, что произошло (потом мне это же рассказал и сам Масленников).
Сашка с Атаманицыным начали глушить портвейн после работы и вскоре решили разнообразить это мероприятие: накупили еще портвейна и на моторной лодке Атаманицына выехали на один из островов, чтобы закончить пьянку, так сказать, на лоне природы. Это лоно на Атаманицына подействовало плохо — он быстро вырубился и заснул в одних плавках на песочке, а Масленникову стало скучно, и он сел в лодку, завел движок и поехал кататься. Однако доехал он до первой мели, на которой сорвал винт, достать его был не в состоянии, упал в лодку и тоже вырубился. Лодку понесло течением, первые же встретившиеся лодочники ее зацепили и прибуксировали к лодочной станции. Там, конечно, сразу узнали, что это лодка Атаманицына, в лодке же лежала и одежда Атаманицына. Начали приводить в чувство Сашку, чтобы узнать, где Володя, но Сашка не приходил в себя и только провякал, что Атаманицын «за винтом ныряет». Осмотрели лодочный мотор — винта действительно нет. Поскольку Масленников был гораздо крупнее Атаманицына, то все, естественно, путем дедукции пришли к выводу: если Сашка в таком состоянии, то Атаманицын уж точно, нырнув за винтом, не вынырнул. Утром Атаманицын не объявился, а Масленников, спавший на лодочной станции, был по-прежнему невменяем, в связи с чем возросла уверенность, что Атаманицын утонул. Вот завком и обзвонил все цеха, чтобы спешно мобилизовать лодочников.
А бедного Атаманицына ночью протрезвили комары — Володя был в одних плавках, а вокруг не было ничего, кроме пустых бутылок, поэтому он всю ночь, то бегал по берегу острова, чтобы комары его не догнали, то прятался от них в воде, пока не замерзал. Надо сказать, что такой вытрезвитель, конечно, и нарочно не придумаешь. Утром народ, выехавший на поиски его трупа, к своей великой радости обнаружил Володю живым (его, надо сказать, на заводе уважали). А Масленников совершил прогул, который при таких обстоятельствах скрыть было нельзя. Однако легкость наказания удивила всех нас — Топильский снял Масленникова с должности старшего мастера перевел на работу мастером сроком на один месяц. При этом, надо сказать, если Топильский относился к Невскому подобострастно и в глаза, и за глаза, то Масленников относился к Топильскому подобострастно только в глаза, а за глаза отзывался о нем чрезвычайно презрительно, думаю, что и кличку «Петруша» Топильскому дал он. Это приводило нас в недоумение — тогда чей же Масленников «блатной» на самом деле? Несколько раз, хотя и в пьяных разговорах, но абсолютно серьезно, Масленников заявлял, что он станет министром черной металлургии. И судя по его карьере, такое действительно если и не могло быть, то готовилось.
По крайней мере, начальником цеха он стал точно так же, как Топильский стал директором завода. Напомню, что когда под руководством Боровиченко завод досрочно и успешно стал вводить в строй печи, давать металл и наступило время раздачи орденов, Боровиченко сняли и назначили Топильского. С Масленниковым произошло то же самое. Цех № 2 длительное время работал плохо и в основном потому, что почти все печи нуждались в текущих ремонтах, но начальник цеха (уже не упомню кто) в попытках выполнить план не выводил их в ремонт. В конце концов его сняли с этой должности и назначили начальником цеха № 2 Лейбмана.
А Женя (Евгений Матвеевич) Лейбман был старше нас лет на 5 и очень основательным. Уже то, что он после двухгодичной службы в армии вернулся не как все — старшим лейтенантом запаса, а капитаном, достаточно о нем говорит. И Лейбман основательно взялся за цех: он не стремился выполнить план любой ценой, а начал копить ремонтные силы и одну за другой ремонтировать печи. Спустя несколько месяцев, в течение которых Лейбман не уходил из цеха, а цех по-прежнему не выполнял план, все печи, наконец, оказались в рабочем состоянии, выплавка выросла, стало понятно, что в следующем месяце план будет выполнен и начнется его перевыполнение с компенсацией предыдущих потерь. И тут Топильский снимает Лейбмана и ставит на его место Масленникова, цех план выполняет, и Топильский начинает
