Убийцы Сталина. Главная тайна XX века

— Может быть, задержать его для следствия? — Я говорил «задержать», потому что у нас прямых криминальных обвинений к нему не было. Я мог думать, что он был агентом мусаватистов, но это говорил Каминский, а факты эти никем не проверялись, и я не слышал, чтобы было какое-то разбирательство этого дела. Правда ли это или неправда, но я верил Каминскому, потому что это был порядочный партийный человек. Все-таки это было только заявление на пленуме, а не проверенный факт. В отношении его провокационного поведения все основывалось на интуиции, а по таким интуитивным мотивам человека арестовывать невозможно. Поэтому я и говорил, что его надо задержать для проверки. Это было еще возможно. Так мы договорились с Молотовым и расстались. Потом я все рассказал Маленкову и Булганину».

Вы поняли? Оказывается, дело против Берии было начато потому, что Н.С. Хрущев внезапно вспомнил о честнейшем человеке Каминском (санкцию на арест и «бесследное исчезновение» которого в 1939 г. дал секретарь Московского горкома Хрущев Н.С), который 15 лет назад сказал, что 35 лет назад Берия работал в мусаватистской контрразведке. (Чего Берия никогда и не скрывал, поскольку работал там как разведчик большевиков, о чем писал во всех своих биографиях.) Это же надо было Хрущеву нагородить столько чепухи, единственно чтобы отвести нам глаза от того, кто сделал донос! Сплетня привязывает к раскрытию заговора именно Строкача, а Хрущев пытается нам доказать, и неубедительно, и довольно глупо, что Строкач тут ни при чем. А если мы на этой сплетне построим нашу версию событий, раз уж Хрущев так хочет, чтобы мы этого не делали? Что получится?

Версия, объясняющая все факты

Я вижу это так. Берия упорно проводил в умы свою идею о реорганизации власти {«Хочет свергнуть Политбюро», — как говорил Каганович), и это очень не нравилось Президиуму ЦК. Но в этом Президиуме у Хрущева были особые основания бояться укрепления авторитета Берии и проводимых им расследований.

И тут к Хрущеву приходит снятый с должности начальник управления НКВД Львовской области Строкач с жалобой на наказание. Предположим, что Хрущеву уже приходилось помогать Строкачу и тот ему «обязан». Хрущев жалобу Строкача на Берию поддерживает, более того, говорит, что Берия вообще ведет себя Как-то подозрительно. И спрашивает, — а не понял ли Строкач так, что в той, наверное, пьяной ругани, которую Берия в телефонном разговоре обрушил на Строкача, говорилось о том, что, дескать, Политбюро в последний раз в субботу 27 июня послушает оперу «Декабристы», а потом узнает, каковы декабристы бывают на самом деле? Что Строкач, по словам Берии, единственный дурак, а остальные начальники управлений в субботу выполнят небольшую работу и Строкач вместе со своим любимым секретарем обкома будет «стерт в лагерную пыль»?

Думаю, Строкач понял, что Хрущев ему предлагает сфальсифицировать донос на Берию. Но что Строкач терял? Разговор телефонный, Берия крыл его матом, Строкач мог понять его как угодно. Берия будет отрицать, но где свидетели? И даже если они найдутся, то можно прикинуться дурачком и стоять на своем. Ну, может, Как-то накажут, но ведь Берия Строкача все равно с работы уже уволил, а Хрущев может работу найти еще и получше.

Да, подтвердил смышленый Строкач. Действительно, ему вспоминается, что Берия был пьян и что-то говорил про спектакль, на котором будет все Правительство СССР.

Не может быть! — пугается Хрущев. Ведь это же очень важно! Не может ли Строкач рассказать об этом разговоре на Президиуме ЦК, а если потребуется, то и на очной ставке с Берией? А как же! — соглашается Строкач. Это мой долг коммуниста.

И вот на заседании Президиума ЦК в отсутствие Берии Строкач рассказывает об этом телефонном разговоре. Как к этому должны отнестись Молотов, Каганович, Ворошилов, Микоян, Булганин, Сабуров и Первухин? Ведь они не знают, что этот донос сфабрикован Хрущевым. У них немедленно должно возникнуть два вопроса: действительно ли Берия решился на заговор и реальность осуществления такого заговора.

Ведь Берия не стесняясь проводил в умы людей идею о том, что страной должна руководить Советская власть как в центре, так и на местах, как в Конституции записано, а партия должна быть идеологическим органом, который ведет пропаганду и обеспечивает исключительно с ее помощью, чтобы депутаты Советов всех уровней были коммунистами. Берия предлагает восстановить действие Конституции СССР в полном объеме, его лозунг — вся власть Советам! Но пока Берия действует исключительно в сфере идей, то это для партноменклатуры неприятно, но не страшно, — имея власть, она подберет таких депутатов Верховного Совета и так их проинструктирует, что идеи Берии могут и не пройти. А вот если Берия в центре и на местах не даст секретарям обкомов и ЦК руководить выборами и Съездом, то тогда какое решение примут депутаты?

Перед Президиумом ЦК должна была немедленно обозначиться идея заговора: арест президиума ЦК, секретарей обкомов, созыв сессии Верховного Совета, выступление на ней Берии с докладом обо всех негативных сторонах вмешательства партноменклатуры в дела Советов и принятие закона, запрещающего партийным органам давать указания органам Советской власти. Реальность успеха в таком заговоре была очень велика!

Но это было незаконно — арест партноменклатуры был преступлением. Поэтому главный вопрос, который встал перед Президиумом ЦК, — решился ли Берия на это, действительно ли он подготовил заговор?

Как решать подобные вопросы, Президиум ЦК знал прекрасно: слава богу, не один заговор разоблачили и не одного заговорщика. В таких случаях прежде всего надо убедиться, враг ли Берия, после чего снять Берию со всех должностей, арестовать, назначить в МВД преданного человека, разыскать и арестовать остальных заговорщиков.

При наличии доноса в его правдивости всегда убеждались одним и тем же способом — очной ставкой доносчика с подозреваемым. Доносчик есть, но как пригласить к нему на очную ставку Берию? При наличии времени можно было бы устроить очную ставку на очередном заседании Президиума ЦК, на которое Берия пришел бы, ни о чем не подозревая. Но с 17 июня Берия был в Германии на подавлении мятежа. Вернуться из Берлина он должен был как раз накануне премьеры оперы «Декабристы» — накануне «начала захвата власти». Можно было бы его пригласить на какое-либо внеочередное заседание Президиума, но он мог заподозрить неладное и не прийти, сославшись на какую-либо уважительную причину, скажем, на острый приступ радикулита. Положение усугублялось тем, что было непонятно, кому можно доверять в МВД.

Президиум без Сталина попал в тяжелое положение — доноса, да еще такого невнятного, мало, чтобы снять Берию с должности и запросить у Генерального прокурора ордер на арест, а время неумолимо уходит.

И тут Хрущев предлагает простое и эффективное решение — Берию надо куда-нибудь заманить, там задержать, приехать членам Президиума вместе со Строкачом и провести очную ставку. Если донос окажется клеветническим, то извиниться перед Берией, и он, узнав, в чем дело, поймет и не будет обижаться. Если же Берия не сможет оправдаться, то тогда, не отпуская его, снять с должности, получить у Генпрокурора ордер и т. д.

Хрущев находит и куда заманить Берию. Берия на тот момент не только отвечал за строительство комплекса зенитных ракет в системе ПВО Москвы, но и передавал этот комплекс сам себе — из МВД, как министр МВД, себе, как зампреду Совмина. То есть если старый сослуживец Хрущева, на тот момент командующий ПВО Московского военного округа, генерал-полковник Москаленко пригласит Берию к себе в штаб, то это не вызовет у Берии подозрения. Более того, сын Берии Серго Берия — конструктор зенитных ракет и тоже тесно работает со штабом ПВО. Можно отцу напустить туману, что с сыном неприятности почти уголовного характера (допустим, изнасиловал кого-либо) и нужно срочно приехать, чтобы замять дело до того, как вмешается прокуратура. О таких вещах по телефону не говорят, и Берия в тревоге за единственного сына, безусловно, приедет.

А Москаленко дать письмо для Берии, которое подписать всем членам Президиума и в котором объяснить Берии ситуацию, объяснить, зачем его задержали, и попросить не оказывать никакого